Пивень Лаврентий
Федорович Я, Пивень Лаврентий Федорович (Леонид) 1926 года рождения по паспорту, Полтавской области Диканьского района Батрацкого сельсовета с. Говтва (Ландари). В 1932 –1933 годах я проживал в с. Говтва Батрацкого сельсовета и это, что написано мною из жизни точно взято, хотя это и не все, а сколько того, что запомнил сам, а также старшие люди рассказывали об очень и очень страшных переживаниях, которые мы, наша семья, и таких как мы пережили в те годы. Рассказывали люди, да и я немного помню, как нашу семью, нас, детей, выбрасывали в окна, разутых в холод, как толкали бедную нашу матушку, как плакала, уговаривала глядя на нас, как нас, как щенков выбрасывали в окна, как выбрасывали старое тряпье из дома, выбивали окна, гнали нас из дома, а куда, - куда хочешь. Околевайте – такой ответ получила мать, а нас, пятеро детей, и все маленькие, и голодные, и голые, а отца уже не было – забрали, и все забрали, что было из хозяйства: корову, поросенка, кур, и выгнали из дома. Это то, что помню. И как выгнали из дома нас, то мать ходила по людям просила милостыню, но никто особо не давал, так как все были голодные, а дом наш один из буксиров, так называли тогда тех людей, кто гнал людей в колхозы и кто раскулачивал рабочих людей, развалил наш дом и перевез в другое село Ордановку, а мать моя нас забрала и пошла в соседнее село Соколовщину и на краю села одна женщина сама поехала где-то на заработки, а нас пустила в пустой дом. Ну что делать остается матери? Она старших моих сестер Олю и Серафиму отдала в батрачество к учителям нянчить детей. Одну в село Байрак, другую в село Наливайковка. Другого выхода не было, так как все равно бы все умерли от голода. А сама мама наименьшую сестричку взяла с собою. Нас двух, меня и мою младшую сестричку Полю оставила в этом доме. Сама на руках с маленьким ребенком пошла в село Гречковку. Там вроде был организован совхоз и был какой-то не то знакомый, не то дальний родственник. Мать думала, что может он поможет заработать копейку или какой-то крупы и принести нам с Полей сюда, в село Соколовщину. Мы с сестричкой ходили по полям и лугам и рвали разные травы. Молочай, свирипу, лопухи, козельки, ели листву с липы и вишни. Так мы кормились. Наберу половы вокруг скирды, намочу, и она вроде держится в куче, насобираю сухой свеклы, затоплю печь и на жестянке пеку блины. А полова как высохнет, и рассыплется, мы свернем в руки, и едим такие блины. Основным продуктом была свекла и разные травы. Ходили в село просить, но никто ничего не давал, так как все были голодные. Правда, было немного какой-то постели – дерюги неважные, подушечки, так мы в селе меняли то на картошечку, то на бурячок. Когда все это закончилось, то мы с сестричкой. Полей нарвали кучу молочая, сидим, едим, а сестричка отощала и сидя на этой траве умерла. Я, конечно, сам ребенок и очень испугался, что делать не знал, поэтому пошел к одной женщине в село. Все ей рассказал, она взяла меня за руку и пришла со мной к нашему дому. Здесь был старый погреб засыпанный мусором. Она меня за руку взяла и опустила в этот погреб, и мы с ней мою сестричку обернули в старенькую дерюгу и опустили в тот погреб. Я с одной стороны разгреб мусор, и там похоронил свою сестричку. Хозяйку была фамилия Путриеха. Я остался один. Видят люди, что и я на гране смерти, так как одни люди пухли, а другие высыхали. У меня мошонка наливалась водой, что мне не как было ходить, так я тряпками подвяжу к шее, и так передвигаюсь. Люди все это видели, и говорили: ступай, дитя, в район Диканьку, садись возле милиции, они тебя отдадут где-то в детдом. Сколько я дней туда шел, не знаю. По дороге рвал травы, ночевал под соломой, дороги туда не знал, но знал, что где-то есть мама с Сашей, и маленькой сестричкой, которой я почти совсем не знал. Знаю только, что звали ее Федосия. Но я точно не знал где они, и живы ли. В Диканьке от милиции меня гнали. Я походил несколько дней и вспомнил, что мама с сестричкой Феней пошла на Гречковку. Она уже не знала, что нас в селе, где она нас оставила, нет. Я решил идти искать мамочку. Нашел Гречковку и сколько не спрашивал людей, не видели ли вы мою маму, мне никто ничего не мог сказать. Тогда я еще побродил. Там была кухня, где варили трактористам супы, но супов мне никто не давал. Я в помойке находил то горошину, то еще что ни будь. Насобираю очисток от картофеля, пойду за село, на костре напеку, какие они были вкусные. Но долго я здесь не был, так как прогоняли. Так я из кухни перешел во двор совхоза, а там было залезу под амбар, а там в щель падали то зерно, то крупинка, так и подкармливался. Люди видели, что ребенок лазит под амбарами, и гнали оттуда. А потом меня поймали и решило начальство отвезти меня в Полтаву и сдать в детдом. Тогда он назывался патронатом. Когда я был в Бречковке, то некоторые люди говорили, что может быть мать пошла в Полтаву, чтобы сдать ребенка в приют. Я это вспомнил и решил убежать от тех людей, которые меня хотели отвезти в Полтаву. Хотел сам найти матушку, так как боялся, что они меня убьют и съедят. Не доходя до Полтавы я убежал, а им того и надо. Двигался я к Полтаве сам. Очень устал, кишки ссохлись, мне очень захотелось попить водички. Тогда я решил зайти в первый дом под Полтавой попросить попить водички. И подошел к первым воротам. Постучал, вышла женщина и так долго смотрела на меня, а я все прошу, дайте попить воды, а она меня все расспрашивает, откуда я иду и куда. Вынесла водички, я попил, хотел уходить, а она позвала хозяина и говорит: смотри кто это, так как я ей рассказал куда иду, кого ищу, как звать отца, мать. Она говорит мужу, что это сынок Пивня Федора, и тогда зазвали меня во двор, а хозяин работал тряпичником и менял тряпки на жмых. Намочили мне жмыха, покормили меня. Я отошел немного и оставили меня ночевать у себя. А мать, говорит хозяин, я поищу, а ты у меня днем возле железной дороги попасешь лошадку, которой он возил тряпки, так как ты и твой отец нам родственники. Ну, так попало, и как я ночевал у них, то это целая история. Они меня переодели, так как меня нельзя было пустить в дом, вшей было столько, что они сроду такого количества не видели, а мою одежду: штаны, сожгли. Ну, я и здесь долго не был. От них попал в патронат в Тахтаулово – восьмерки, и там был долго. А как закончилась голодовка, так как я мать так и не нашел, то материного брата жена, моего дяди Филиппа Кучеренка уже после голодомора рассказала, что моя мать, как насобирала кусочков и шла в Соколовщину к нам с Полей, так как она не знала где мы и живы ли, под селом Буцьковка, между Байраком и Буцьковкой моя мать лежала в болоте в колее на дороге мертвая. Ей сказали люди, Варька, пойди засыпь Гальку, так звали мою мать, так как ее вороны клюют, поэтому я и не увидел свою мать. А сестричка Феню, где делась, так и не знаю. А отец как отбыл срок на строительстве двух каналов Москва-Волга и Балтийско-Беломорский, отпустили после десяти лет заключения и через 8 месяцев в 1937 году Ежов снова забрал на 10 лет и когда оставался день до освобождения, в Челябинской области станция Бокал его расстреляли, а у меня сейчас есть документ, что его реабилитировали два раза. |
