В послевоенные годы в
сельском хозяйстве на старой технической основе постепенно восстанавливалась
крайне неэффективная колхозно-совхозная система. Из-за отсутствия тракторов,
автомашин и рабочего скота кое-где приходилось впрягать в плуг даже коров.
Оплата работы колхозников была мизерной. Не хватало буквально всего. И к
тому прибавилась еще и жестокая засуха 1946 года.
Засуха вызвала резкое падение урожайности всех сельскохозяйственных культур.
В колхозе им. Т.Г.Шевченко - Миргородского района (соседнее с моим родным
хутором Подпруда село Хомутец) в 1946 году собрали зерновых всего по 4,5
центнера с гектара, а сахарных свекл - по 28,8 центнера. В том же году на
каждый заработанный трудодень колхозникам выделяли по 200 граммов зерновых,
400 граммов картофеля и 100 граммов овощей. В заброшенном состоянии
находилось животноводство. На 1 января 1947 года в колхозе насчитывалось:
коров - 1, волов - 28, коней - 51, свиней - 19, овец - 32, птицы - 141.
Несмотря на неурожай, государство провело принудительную
хлебозаготовительную кампанию, вследствие чего крестьяне были лишены любых
средств к существованию. При этих условиях начался голод. Его обусловили не
только объективные природно-климатические трудности, а и губительная
политика руководящих партийных и советских органов.
С первыми признаками бедствия я познакомился уже летом 1946 года, когда
после окончания 7 классов Зубовской средней школы с дедушкой Карпом
Пантелеймоновичем поехал в Полтаву с намерением поступить в медицинское
училище. Полтава тогда еще лежала в руинах. В помещении училища нам
встретилась радушная женщина-уборщица, которая рассказала об условиях жизни
студентов и преподавателей, о карточной системе и тому подобное. После этого
разговора мы твердо решили документов не подавать, а быстрее возвращаться
домой. Вечером в наш вагон вошла группа вооруженных воров и, погасив ночник,
начала грабить пассажиров. Ожидая своей очереди, все молчали. До нас,
правда, эта очередь почему-то не дошла.
Пик голода выпал на зиму 1946 года и зиму и весну 1947 года. Именно в то
время моя мать Татьяна Степановна, как и другие односельчане, собиралась
ехать куда-то в Западную Украину менять пряжу на хлеб. Но поездка не
состоялась. Пришлось удовлетвориться тем, что было. А было очень мало.
Приблизительно один раз в неделю мы брали котомку ячменя или кукурузы и шли
к соседу Матвею Федотовичу Шпаку молоть это зерно на жерновах (позднее у нас
появились и свои жернова). К муке домешивали картофель, свеклу и т.п..
После 1933 года наших людей всегда преследовал "синдром страха" голода. И
мудрые крестьяне, в том числе и моя родня, старались что-то припрятать "на
черный день". У нас на чердаке, например, постоянно хранились какие-то
остатки пшеницы или ячменя, кочаны кукурузы, просо, фасоль, подсолнух,
сушенные яблоки и груши, старое "ржавое" сало и, конечно, лук и чеснок. Это
и помогло выжить.
Картофеля было мало. В ход шли старый жмых, а весной - всяческие цветочки и
зелень. Из веточек вишни варили чай. Но более всего выручали кормовые свеклы.
Существенную помощь в преодолении голода сыграло то, что почти в каждом
крестьянском дворе была корова и какая-то птица. При этом следует
подчеркнуть, что люди выживали не столько, за счет скота, а вместе с ним.
В "борьбе за существование" использовалась наименьшая возможность найти
что-то съедобное. Как-то, направляясь в школу в Зубовку, мы, ученики с
Подпруды, заметили небольшие кагаты. Это была прикопанная морковь. С того
времени мы каждый день лакомились хоть и подмерзшей, но очень вкусной
сладкой морковью.
Спасением для многих подпрудян была рыба (вьюны и караси), которое они могли
ловить практически всю зиму. Кроме того, по заболоченной речушке Руде можно
было без ограничения заготовлять топливо (ольха, лоза, камыш, осока).
Для подготовки этого материала мною использованы, кроме собственных
наблюдений, также воспоминания Виктора Павловича Гулия (Хомутец), Виталия
Михайловича Браженка (Полтава) и других. Они свидетельствуют, что лично
видели десятки пухлых от голода людей. Нашу же семью это несчастье каким-то
образом обошло. Я, в частности, продолжал учиться в Зубовской средней школе
(6 километров от Подпруды).
В завершении отметим еще и такое: в 1946-1947 годах в небольшом хуторе
Подпруде было очень тяжело, еще тяжелее было в больших селах и совсем
невыносимо в городах.
<< НА ПЕРВУЮ |
