ЦЕНА “БОЛЬШОГО ПЕРЕЛОМА”

Тысяча девятьсот двадцать девятый год в советской литературе традиционно назывался «годом большого перелома». Указанный срок впервые ввел в оборот партийной пропаганды И.В.Сталин в своей одноименной статье, опубликованной в газете «Правда» 7 ноября 1929 г. В ней подчеркивалось, что именно в этом году наступил большой перелом на всех фронтах социалистического строительства. Относительно села речь шла о «коренном переломе в развитии нашего земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства до большого и передового земледелия. На самом же деле в 1929 году была начата принудительная коллективизация сельского хозяйства, которая обернулась для десятков миллионов крестьян обнищанием, репрессиями и трагедией голодомора 1932-1933 гг. Не обошли эти печальные последствия сталинского «большого перелома» и полтавский край.

Полтавщина с ее работящим земледельческим населением, прекрасными плодородными грунтами издавна принадлежала к основным житницам страны. На протяжении 1906-1915 гг. Полтавская губерния ежегодно давала 144,5 млн. пудов хлеба, в том числе 44 млн. товарного зерна (процент товарности сельскохозяйственной продукции Полтавщины был одним из высочайших в Русской империи).² Товарная продукция сельского хозяйства вырабатывалась, прежде всего, в помещичьих и больших крестьянских хозяйствах.

Вследствие радикальных аграрных преобразований, которые состоялись после революции на протяжении 1917-1923 гг., как известно, помещичье землевладение было полностью ликвидировано. В несколько раз уменьшилось количество и экономическая мощность больших крестьянских («кулаческих») хозяйств. С другой стороны, существенным образом увеличилась середняцкая прослойка крестьянства при резком сокращении безземельных и малоземельных хозяйств, о чем убедительно иллюстрирует данная таблица:³

 

Посевные площади крестьянских хозяйств Полтавской губернии в 1916 и 1923 гг.

 

 

Советское законодательство ввело серьезные ограничения для зажиточных хозяйств относительно использования нанимаемой работы. Вследствие этого число крестьянских хозяйств на Полтавщине, которые нанимали срочных сельскохозяйственных рабочих в 1924 г., составляло 2,7%, в то время, как в 1917 г. таких хозяйств было 6,6%.

В официальной советской историографии, начиная с 30-х годов, постоянно насаждался тезис, что якобы единоличные крестьянские хозяйства еще до начала сплошной коллективизации уже полностью исчерпали возможности для своего дальнейшего развития, вследствие чего наметилась деградация сельскохозяйственного производства и это, в частности, выявилось в хлебозаготовительном кризисе 1928-1929 гг. Для опровержения этого тезиса обратимся в сравнительные статистические материалы по Полтавскому округу.

Уже к середине 20-х годов посевные площади в Полтавском округе достигли уровня довоенного, 1913 года. Крестьяне округа успешно преодолели большой вред, причиненный военным тяжелым временем 1914-1920 гг. животноводству. В 1913 г. количество рабочего и продуктивного скота в границах округа исчислялось в 721 тыс. голов, а в 1928 г. — 1105 тыс.³ Медленно, но неуклонно сокращалось количество крестьянских хозяйств, которые не имели рабочего скота. Это подтверждают показатели нижеследующей таблицы:⁶

Обеспеченность крестьянских хозяйств Полтавского округа рабочим скотом в 1926-1928 гг.

 

Года	Крестьянские хозяйства (в %):
	без рабочего скота	С одной головой рабочего скота	с двумя головами  рабочего скота	с тремя головами рабочего скота
1926 1927 1928	45,2 42,1 40,5	36,4 38,3 40.6	15,1 16,4 16,2	3,3 3,2 2,7

 

Довольно заметными в Полтавском округе были и успехи с обеспечением крестьянских хозяйств инструментом. Если в 1910 г. на 100 десятин засева приходилось 9,5 плугов, то в 1928 г. — 12,7; сеялок за эти же годы увеличилось с 0,5 до 4,1, жаток с 0,6 до 2,3.7

В условиях новой экономической политики для крестьянских хозяйств существовали надлежащие социально-экономические предпосылки, которые в целом обеспечивали их стабильное, неуклонное развитие. Об этом говорят и данные о производстве хлеба в Полтавском округе. Если в 1915-1916 гг. средний валовой сбор 8 зерновых культур здесь составлял 43727 тыс. пудов, то в 1927 г. — 53970 тыс., а в неблагоприятном по климатическим условиям 1928 г. — 45142 тыс. пудов.⁸

На Полтавщине успешно развивались разные формы крестьянской кооперации — сельскохозяйственной, потребительской, кустарно-промышленной. Довольно давние и крепкие корни, в частности, маленькая сельскохозяйственная кооперация. Самое старое общество сельскохозяйственной кооперации, «Полтавское общество сельского хозяйства» здесь было основано еще в 1865 г. До 1913 г. в Полтавской губернии насчитывалось 307 обществ сельскохозяйственной кооперации.⁹

В следующие годы сельскохозяйственная кооперация не прекращала своей деятельности ни в период УНР, ни при гетмане П.Скоропадском, ни с приходом большевиков. В 1919 г. 288 обществ сельскохозяйственной кооперации объединились в союз «Хуторяне». Успешно развивалась сельскохозяйственная кооперация и во время НЭПа. В конце 1924 ею было охвачено 20% крестьянских хозяйств¹⁰, а в 1929 г. — почти 50%." Особого распространения приобрели на Полтавщине такие области сельскохозяйственной кооперации, как кредитовая, свекольная, молочарская. В 1929 г. в составе обществ сельскохозяйственной кооперации бедняки составляли 59%, середняки — 37%, заможники — 2%, другие — 2%.¹² Через кооперацию крестьянин объединял интересы собственного индивидуального хозяйства с интересами других членов кооперативах обществ, удовлетворял свои потребности в кредитах, получал чистосортное семя, племенной скот, сложные машины и инструмент, сбывал свою сельскохозяйственную продукцию. Сельскохозяйственная кооперация полностью строилась по принципу добровольного членства и пользовалась поддержкой со стороны крестьянства.

Намного более сложным было дело с сельскохозяйственными коллективными хозяйствами (колхозами), что тоже юридически включались в систему сельскохозяйственной кооперации. К началу сплошной коллективизации коллективистское движение па Полтавщине уже имело десятилетнюю историю. Первые два колхоза здесь были организованы еще в 1918 г. На январь 1921 г. в Полтавской губернии насчитывалось 68 колхозов, а в конце восстановительного периода — 456. Коллективные хозяйства объединяли не больше одного процента крестьянских хозяйств, практически не давали товарной продукции и существовали благодаря материальной поддержке со стороны государства.¹³ К тому времени они играли определенную положительную роль для «выживания» экономически маломощной сельской бедноты.

В первую очередь государственные финансовые дотации поступали коммунам — коллективным хозяйствам с полным обобществлением всех средств производства, общественным характером потребления и бытового обслуживания. Сначала коммуны создавались преимущественно в бывших помещичьих имениях. В 1919 г. их насчитывалось 11, в 1925 г. — 38.14 Состав сельскохозяйственных коммун был батрацко-бедняцкий. Кроме того, в коммунах находили приют бывшие демобилизованные красноармейцы, которые не могли по тем или иным причинам обзавестись собственным хозяйством, вдовы, мужья-одиночки (в 1928 г. в Полтавском округе одиночки составляли до 1/3 состава коммун). Создавали коммуны охваченные коммунистической идеей комсомольцы. В 1922-1923 гг. в Полтавской губернии функционировали 7 комсомольских коммун, известнейшая из них — «Красный юноша» (Шишакский район). В селе Парасковеевке Руновщанского района группой болгарских политэмигрантов - участников сентябрьского (1923 г.) восстания была создана первая в Украине интернациональная сельскохозяйственная коммуна им.Д.Благоева. В 1929 г., в Полтавском, Кременчугском и Лубенском округах действовало 26 коммун.¹⁵

Партийное руководство еще со времен гражданской войны рассматривало коммуны как первые ячейки социализма на селе, образцовые маяки для крестьянства. И, несмотря на всяческую поддержку со стороны государства, дела в коммунах шли неутешительно. Так, в 1929 г. Лубенский окружной комитет КП(б)У проверил состояние сельскохозяйственной коммуны им.Ленина Яблуневского района. В своей докладной записке о коммуне инструктор окрпарткома констатировал: «Наличие разложения среди коммуны, которая сводилась к пьянству, половому разврату, бесхозяйственности, растрате, поломке машин, краж и безграничного кредитования, использования ссуд не по назначению». Далее в записке говорилось о бесконечных ссорах в коммуне, низкую трудовую дисциплину, отсутствие учета выполненной работы коммунарами. Дети в коммуне были недосмотрены, без медпомощи, вследствие чего лишь за год умерло 20% малышей. Вывод инструктора был категоричный: полнейший хозяйственный упадок сельскохозяйственной коммуны.¹⁶

Еще более печальное положение сложилось и в «образцовой» интернациональной коммуне им.Д.Благоева. Вот что дословно писал корреспондент газеты «Большевик Полтавщины» в своих заметках о коммуне в номере газеты от 16 июля 1930 г.: «Шатаясь с самого начала, коммуна 1929 года тяжело заболела. Нехватка соответствующего руководства, частая замена руководителей, неумение ухватиться за основное привело коммуну к этой болезни.

Трудовая дисциплина пришла в упадок. Расположение духа у коммунаров было гнетущее. Ставился вопрос и обдумывалось о том, чтобы разойтись совсем. В одном из протоколов за январь месяц есть пакт, который говорит об этом. Там записано: «Немедленно провести переучет коммунаров и обнаружить тех, кто не желает быть в коммуне».

Везде: и во дворе, и в домах, и в конюшнях, сараях и мастерских — грязи было по колени. Дожились до того, что и есть было ничего. Дожиться до того, что наряды на работу выполняли только на 7-10 процентов. Зимой сидели в неотапливаемых домах, так как никто не хотел ехать за соломой в степь. Скот стоял голодный, так как фуража никто не привозил.

Рассказывают коммунары: «Бывало и то, что сидим голодные, а никто не пойдет даже снег отвергнуть от погреба и достать капусты для борща. Как откопает председатель погреб, принесет капусты, едим борщ, не принесет, так сидим».

За неимением трудовой дисциплины образовалось все это. Вдобавок пришла еще и национальная вражда. Болгары не мирились с украинцами, украинцы не мирились с болгарами.

Дохозяйничались до того, что обычный заработок коммунара 1929 г. был только 47 коп. за трудодень и каждый коммунар остался виновным коммуне.

Ссоры, бранные слова, грязь, бесхозяйственность, полнейший упадок — вот чем заболела коммуна на конец 1929 и начало 1930 года. Она из агитатора за коллективизацию превратилась в агитатора против коллективизации».

Понятно, что основная масса крестьян не спешила вступать в колхозы, считая лучшим вести хозяйство индивидуально. Несмотря на всяческую поддержку колхозов, в особенности после XV съезда ВКПП(б) (декабрь 1927 г.), коллективизация шла довольно медленно. Состоянием на 1 октября 1929 г. в Полтавском, Кременчугском и Лубенском округах было 1045 колхозов, которые объединяли 5,3% крестьянских хозяйств и 4,4% пахотной земли.¹⁷

Практическое осуществление сталинского варианта социалистической индустриализации требовало огромных средств, которые государство надеялось получить, в частности, и путем установления своеобразного «сверхналога на село». Он обеспечивался высокими ценами на промышленные товары, которые потреблялись крестьянами, и низкими — на сельскохозяйственные. В результате село вынуждено было продавать государству хлеба все больше, не получая за него эквивалентной оплаты. И уже во время хлебозаготовительной кампании 1927/1928 гг. сталинскому руководству пришлось столкнуться с сопротивлением крестьянства, которое не желало продавать зерно по низким ценам. В ответ на это, начиная с 1928 г., относительно зажиточной части крестьянства стали применяться чрезвычайные меры внеэкономического принуждения, которые особого размаха приобрели в 1929 году.

Хлебозаготовительная кампания 1928/1929 гг. проходила на Полтавщине в довольно сложных условиях. Вследствие неблагоприятных климатических условий урожай 1928 г. оказался довольно низким. По Полтавскому округу в 1928 г. было получено лишь 9459 тыс. пудов товарного зерна (в 1927 г. — 16749 тыс. пудов). План же продажи хлеба государству по ценам в 6 раз низшими рыночных был установлен в размере 6697 тыс. пудов (то есть 70% от всего товарного зерна).¹⁸ Итак, крестьяне сдав практически, за бесценок почти весь товарный хлеб государству и лишь 30% его продав на рынке, практически не получали средств на куплю по завышенным ценам инструмента, одежды, обуви и других промышленных товаров. При таких условиях хлеб государство могло заготовить только с помощью принудительных (чрезвычайных) мероприятий.

Для того, чтобы выполнить план закупки хлеба по твердым государственным ценам, в 1929 г. на Полтавщине начал применяться одобренный И.Сталиным так называемый «уральско-сибирский» метод хлебозаготовок. Суть его сводилась к тому, что план хлебозаготовок спускался сверху к каждому селу, а уже потом, по решению сельских сходок плановые задачи доводили до каждого крестьянского двора. Те хозяйства, которые не выполнили план, штрафовали в пятикратном размере стоимости определенного к сдаче хлеба. Если же и после этого крестьянин план выполнить не мог, его имущество описывали и продавали с торгов. Директивные материалы, которые поступали в сельсоветы из окружных парткомов, рекомендовали 40% плановых задач хлебозаготовки доводить 7-8% наиболее крепким хозяйствам.¹⁹

На выполнение планов хлебозаготовок была направлена и налоговая политика. В 1928/1929 финансовом году сумма единого сельскохозяйственного налога, который накладывался на индивидуальные крестьянские хозяйства, составляла 4687,7 тыс. руб. (на треть больше, чем в предыдущем году). Что касается зажиточных хозяйств, то они облагались налогами не в обычном, а в индивидуальном (экспертном) порядке с резко возрастающей прогрессией изъятия прибылей. Платить налог в индивидуальном порядке в Полтавском округе должны были 2,5% хозяйств. Они должны были внести 1031 тыс. руб., то есть почти четверть суммы всего сельскохозяйственного налога, определенной для индивидуальных крестьянских хозяйств округа.²⁰

Не менее отягощающим для зажиточного крестьянства было и так называемое самообложение. Закон «О самообложении населения на удовлетворение его общественных потребностей» был издан ВУЦВК 2 января 1928 г.²¹ В отличие от предыдущих законодательных актов о самообложении этот закон имел ярко выраженный классовый характер. Шкала, которая определяла денежный взнос (пай), была построена по принципу возрастающей прогрессии в зависимости от прибыльности хозяйства. Так, если хозяйство с прибылью в 200 руб. вносило 1 пай с прибылью в 600 руб. — 13 паев, то с прибылью в 1200 руб. — уже 46 паев.²² Беднота и часть малоимущих середняцких хозяйств от самообложения освобождались. В соответствии с решением хлебозаготовительной комиссии политбюро ЦК КП(б)У от 21 февраля 1928 г. местным органам власти разрешалось предоставлять дополнительные льготы по самообложению середнякам, но обязательно, за счет дополнительного налогообложения так называемого кулачества.²³

Для того, чтобы выплатить сельскохозяйственный налог и самообложение, зажиточным хозяйствам приходилось продавать не только зерно, но и часть скота и инструмента. Для таких хозяйств было понятно, что путем усиленного налогообложения власть фактически взяла курс на экспроприацию их хозяйств. Недаром в Кишеньковском районе Кременчугского округа зажиточные предупреждали середняков: «В настоящем году мы распродали свое имущество, а в следующему экспертный налог будете платить вы».²⁴

В ходе доведения плана хлебозаготовительных задач к каждому двору нередко допускался уравнительный подход, без учета настоящей экономической возможности хозяйств. Так, в селе Оболонь Оболоньского района Лубенского округа крестьянин Комсай, что имел 3,4 десятины земли и 7 душ едоков, должен был продать государству 50 пудов зерна и крестьянин Дикарь при 8 десятинах и 3 едоках тоже должен был продать такое количество зерна. Крестьянин Тактало при 3 десятинах посева и 2 едоках получил задачи продать 80 пудов зерна, а крестьянин Лущенко при аналогичных условиях — 100 пудов.²⁵ Такая практика доведения плана хлебозаготовок ко двору вызвала негодование крестьян.

В наиболее напряженное время проведения хлебозаготовительной кампании летом и осенью 1929 г. Полтавский окружной комитет КП(б)У направил на помощь низовым партийным и советским работникам из Полтавы 500 членов партии и 29 рабочих бригад в составе 311 человек.²⁶ Относительно тех крестьян, которые не хотели или же не могли выполнить плановых задач по хлебозаготовке, широко применялись подворные обыски с целью найти зерно, прекращение отпуска товаров из магазинов потребительской кооперации, запрет покидать село и т.п..

Любые попытки протестовать против принудительных методов хлебозаготовок преследовались в криминальном порядке как антисоветская агитация (статья 54-10 Уголовного кодекса УСРР). Такие дела районные нарсуды рассматривали в показательном порядке выездными сессиями. В Кременчугском округе в 1929 г. на район приходилось в среднем 30 выездных сессий в делах хлебозаготовок.²⁷

На полную мощность «заработали» и органы ДПУ. Чекистские опергруппы рыскали по селам, арестовывали всех, кто публично промолвил хоть слово против хлебозаготовок. Решение их судьбы осуществлялось, как правило, в внесудебном порядке через особые совещания при коллегии ОГПУ или коллегии ГПУ УСРР. Типичным относительно этого есть дело крестьян-единоличников села Климовки Карловского района И.Ю.Туменко, П.П.Темченко и В.В.Семеренко. Весной 1929 г. они были арестованы Полтавским окротделом ГПУ за агитацию против хлебозаготовительной кампании. И дело против них прокурором была прекращено за «отсутствием прямых доказательств» и отправленное на доследование снова таки в окротдел ГПУ. Поскольку таких доказательств не нашли, дело направили в особое совещание при коллегии ОГПУ СССР и своим постановлением от 14 октября 1929 г. постановила выслать указанных крестьян в административном порядке в Северный край сроком на три года. Через три года этих же крестьян по постановлению особой тройки при постоянном представительстве ОГПУ Северного края по внесудебному разбирательству дел заслали бессрочно в спецпоселение Северного края.²⁸ Дальнейшая судьба И.Ю.Туменко, П.П.Темченко и В.В.Семеренко неизвестна.

В 1929 г. в массовых размерах было осуществлено такое репрессивное мероприятие по крестьянам, которые не выполнили по тем или иным причинам плановых хлебозаготовительных задач, как описание и полная или частичная распродажа их имущества. В Полтавском округе таким образом было распродано имущество 2773 крестьянских хозяйств,²⁹ в Кременчугском — 1094 хозяйств.³⁰ Это уже была прямая экспроприация крестьянства, своеобразная репетиция «ликвидации кулачества, как класса», которая началась вскоре. Характерно, что к числу крестьян, чье имущество было распродано с торгов, попали не только зажиточные хозяйства, а и середняки и даже бедняки.

План хлебозаготовительной кампании 1928/1929 гг. был выполнен по Полтавскому округу на 100%,³¹ а по Кременчугскому — на 118%.³² Но достигнут «успех» был трудной ценой. Даже официальные партийные документы это признавали почти откровенно. Так, в отчете Полтавского окружного комитета КП(б)У к IX окружной конференции писалось: «Перекручивания классовой линии, ошибочный сначала путь значительной части парторганизаций взять хлеб административными мероприятиями, без соединения их с развертыванием массовой работы, широкое применение описаний имущества после того, как хлеб не нашли, доведения плана ко двору некоторым середнякам и даже аресты отдельных бедняков, — все это создало базу единого фронта крестьян против хлебозаготовок. Кулаку сочувствовали отдельные группы середняков и, даже, активистов. Во многих случаях не хотели покупать имущество с торгов».³³

Грубое администрирование относительно крестьянства в ходе хлебозаготовок сразу же заострило обстановку на селе. Зажиточно-середняцкие слои крестьянства начали сокращать посевные площади, распродавать орудия производства, забивать скот, что наносило серьезные убытки экономике страны. В 1929 г. посевные площади в Полтавском округе сократились почти на 16% против 1928 г., а количество скота против 1925 г. уменьшилась на 11%.³⁴

На селе участились случаи непокорности власти, открытых крестьянских волнений. В 1929 г. лишь в Полтавском округе массовые крестьянские выступления против хлебозаготовок с применением физического насилия против представителей соввласти состоялись в селах Кегичевка, Машевка и ряде других.³⁵ Резко выросшее количество покушений на убийство сельских активистов, поджогов их имущества, которые по юридической терминологии тех времен именовались «террористическими актами». Если до конца 1927 г. счет террористических актов в масштабе публики шел на десятки, то в 1927/1928-1928/1929 гг. в сельской местности было содеяно 1804 теракта.³⁶ В частности, на протяжении сентября 1928 г. — октября 1929 г. в Полтавском округе было зарегистрировано 63 террористических акта,³⁷ в Лубенском — 23.38 За не здравомыслящую политику сталинского руководства, которая привела к обострению социального напряжения в обществе, расплачивались своей жизнью сельские коммунисты, комсомольцы, работники сельсоветов, селькоры. В селе Ковалевка Руновщанского района был убит секретарь комсомольской ячейки, активный селькор Федор Чамара.³⁹ Во время проведения хлебозаготовительной кампании осенью 1929 г. погибли комсомолец О.Новак из села Большая Павловка Зеньковского района⁴⁰ и председатель Грабаревского сельсовета Березоворудского района Г.Корниенко.41
Опыт хлебозаготовок 1928/1929 гг. окончательно убедил И.Сталина, что каждая следующая кампания будет превращаться в открытую конфронтацию с крестьянством, в первую очередь с зажиточно-середняцкими хозяйствами, которые вырабатывали основную массу товарного зерна. Поскольку принуждать крестьян сдавать хлеб по абсолютно невыгодным для них ценам становилось все более тяжело, Сталин решил силой привлечь крестьян-единоличников в полностью контролируемые государством коллективные хозяйства, а потом, за бесценок выкачивать из этих хозяйств хлеб в объеме, нужном для осуществления амбициозных планов форсированной индустриализации. Вместо держания курса на продолжительное, но добровольное кооперирование крестьянства, он поставил за цель немедленную принудительную коллективизацию сельского хозяйства путем административного насаждения колхозов. Теоретическое обоснование этого авантюрного «большого перелома» на селе было сделано И.Сталиным в речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. «К вопросам аграрной политики в СССР». В ней, в частности, подчеркивалось, что «Социалистический город может вести за собой мелкокрестьянское село не иначе, как насаждая на селе колхозы и совхозы и превращая село в новый социалистический порядок».⁴² «Насаждения» колхозов с помощью внеэкономического принуждения относительно основной массы крестьянства соответственно спровоцировало бы противоположное сопротивление. Предусматривая это, Сталин решил первым нанести удар по наиболее крепким и самостоятельным элементам крестьянства: «...от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества, как класса».43
Резкое изменение политического курса компартии на селе даже формально не было освящено решениями партийного съезда или конференции. Официально этот курс И.Сталин провел через несколько постановлений ЦК ВКП(б), среди которых важнейшим было постановление от 5 января 1930 г. «О темпе коллективизации и мероприятия помощи государства колхозному строительству». В соответствии с постановлением сплошную коллективизацию в Украине планировалось завершить осенью 1931 — весной 1932 гг.⁴⁴ Указанное постановление резко сокращало сроки осуществления коллективизации, так как в соответствии с решениями XV съезда ВКП(б) предполагалось в Украине четверть крестьянских хозяйств обобществить лишь на конец первой пятилетки (для Полтавского, Кременчугского и Лубенского округов удельный вес коллективизации на конец 1932 г. планировался в границах 25-35%).45
Усердное республиканское партийное руководство в лице генерального секретаря ЦК КП(б)У С.В.Косиора взяло, так сказать, “встречное обязательство” по коллективизации. 24 февраля 1930 г. Косиор подписал инструктивное письмо ЦК КП(б)У к местным парторганизациям с директивой: «Степь надо целиком коллективизировать за время весенней посевной кампании, а всю Украину — к осени 1930 г.».46
Сплошная принудительная коллективизация на Полтавщине началась в январе 1930 г. Она рассматривалась, как ударная краткосрочная кампания, что должна была завершиться на протяжении нескольких месяцев. Характерно, что Полтавский окружной партийный комитет, командируя из города на село 800 коммунистов и комсомольцев для проведения коллективизации, установил срок командировки — 3 месяца.⁴⁷ Особая надежда возлагалась на так называемых рабочих - «двадцатипятитысячников», которые, по замыслу партийного руководства, должны были не только организовать; но и возглавить колхозы (хотя в большинстве своем эти люди нередко не имели ни малейшего представления о сельском хозяйстве). Партийные и профсоюзные организации Полтавы послали на село 108 рабочих – «двадцатипятитысячников». 75 рабочих прибыло на Полтавщину из больших промышленных центров — Харькова, Сталино. В Кременчугском округе работало 200 «двадцатипятитысячников».⁴⁸
В своей борьбе за сплошную коллективизацию и против тех, кто оказывал сопротивление «расселяниванию» крестьянства, тоталитарный сталинский режим опирался на классовые организации сельской бедноты — комитеты неимущих крестьян (КНК). Эти организации были образованы на основании закона от 9 мая 1920 г. «О комитетах неимущих крестьян». На Полтавщине первые КНК возникли в начале июня 1920 г. Осенью того же года здесь действовали 2020 сельских и волостных комитетов неимущих крестьян, а в 1925 г. 1058 сельских и 60 районных комитетов, которые объединяли 105 тыс. членов КНС. Организации неимущих активно участвовали в осуществлении продраскладки во время «военного коммунизма», раскулачивании в 1920-1923 гг., с участием КНК было создано 75% процентов колхозов в губернии, к укреплению сельских советов, комитеты неимущих крестьян нередко выполняли их функции.⁴⁹

В условиях нэпа роль КНК значительно снизилась. Декретом ВУЦВК и РНК УССР от 26 ноября 1925 г. комнезамы освобождались от административной работы, выполнения государственных функций, их превратили в добровольные общественные организации. В 1929 г., в связи с проведением хлебозаготовительной кампании и переходом к массовой коллективизации партийное руководство начало всячески укреплять КНК. Организации неимущих срочно очищались от середняцкого элемента (середняки вступали к КНК ради разного рода льгот в налогообложении, машинопоставок и т.п.), возрастали количественно. В конце 1929 г. в Полтавском, Кременчугском и Лубенскому округах насчитывалось 163 тыс. членов КНК.⁵⁰
Все усилия сельских партийных и комсомольских ячеек, сельсоветов, комитетов неимущих крестьян, «двадцатипятитысячников», уполномоченных по коллективизации райкомов, горкомов и окружкомов КП(б)У, ГПУ, милиции были подчинены единой цели: любой ценой, в самые сжатые сроки организовать колхозы (желательно типа коммун), охватить ними всех крестьян. При этом «коллективизаторы» прибегали к демагогии, запугиванию, а нередко и к физическому насилию относительно тех крестьян, которые не желали вступать в колхозы. Высшее партийно-государственное руководство сквозь пальцы смотрело на эти злоупотребления (которые мягко именовали «перегибами»), так как, в сущности, само их и инициировало.
Для осуществления коллективизации подбирались соответствующие «классово надежные» кадры. В селе Михайликах Шишацкого района «социалистическую перестройку» возглавлял уполномоченный райкома Д.М.Ярыш. Во время гражданской войны он был командиром партизанского отряда, потом в начале 20-х лет боролся с крестьянами-повстанцами, осуществил немало зверств, за что был советским судом осужден к расстрелу, который был заменен десятилетним заключением. В 1927 г. его по амнистии освободили из заключения и снова восстановили в партии. И в феврале 1930 г. Ярыш собрал совещание актива Михайловского сельсовета и ознакомил с директивой Шишацкого райкома партии: «До 5 февраля коллективизацию закончить. О следствиях работы сообщить в райпартком». После этого Ярыш выступил перед двумя десятками «активистов» с речью такого содержания: «Поскольку мы идем к коллективной жизни, всех бедняков и середняков следует загнать в коллектив, а кто в колхоз не пойдет ~ уничтожить». Здесь же наметили к раскулачиванию 47 хозяев (из 230, что проживали на селе). Ночью, того же 1 февраля собрали сборы всех избирателей и объявили, что кто не запишется немедленно в колхоз, будет уничтожен. На вопрос крестьян, когда и кого собираются уничтожить, Ярыш ответила коротко: «Это партийная и государственная тайна».⁵¹

На протяжении 2-5 февраля колхоз был организован. Туда записались все запуганные крестьяне (кроме 47 «кулаков», у которых немедленно отобрали все имущество и поделили среди сельских «активистов»), А 6 февраля председатель Шишацкого райисполкома Сафронов уже утвердил устав новообразованного общества по общему возделыванию земли.⁵²

В селе Обуховке Миргородского района колхоз организовался таким образом. Секретарь райкома партии Корниенко собрал в сельдоме сборы крестьян, «активисты» закрыли дверь и домой отпускали только тех, кто «добровольно» записался в колхоз. На утро список «колхозников» уже насчитывал 80 человек.⁵³
Чтобы выслужиться перед начальством, районная власть стремилась завершить коллективизацию по началу весенней посевной кампании. Именно так действовали уполномоченные Кобеляцького райкома партии в селе Золотарівці. Здесь в конце злого 1930 г.созвали сборы граждан, на которые из 1500 трудоспособных крестьян появился лишь 35 мужчина (членов КНС). «Собрание» утвердили решение о создание колхоза. В принятом постановлении, в частности, говорилось: «Считая на важность посівкампанії, а также коллективизации, мы, граждане с.Золотарівки, торжественно обобществляем все посевматерьялл и рабочий скот. Также мы считаем с сегодняшнего дня в колхозе все население».⁵⁴ У поэтому же Кременчугском округе бы ТСОЗів было «организованно» вообще без любого собрания. Просто уполномоченные по коллективизации совместно с членами сельсоветов записывали всех крестьян того ли другого села или хутора к колхозу (те об этом даже и не догадывались) и направляли победные реляции к райкомам и окружкому партии про стопроцентное завершение коллективизации.⁵⁵ Записав крестьян к колхозам, «колективізатори» в принудительном порядке отбирали у крестьян реманент, рабочий и продуктивный скот, даже птицу. К колхозу переходили не только полевые крестьянские наделы, но нередко и приусадебные участки.

Лишь бы наибыстрее закончить обобществление крестьянских хозяйств, уполномоченные райкомов и райисполкомов прибегали к запугиванию. Из разных районов поступали жалобы от единоличников, что уполномоченные говорят с крестьянами лишь одной языком: «Перед вами три дороги — одна к колхозу, вторая — за границы округи, третья — на Соловки».⁵⁶ Группа работников робітничо-селянської инспекции — контрольной комиссии ВКП(б), которая летом 1930 г. осуществляла проверку хода коллективизации, в своем отчете отмечала: «По Полтавской округе встречались довольно численные факты, когда середняки, даже те, которые вступили к колхозам, были настолько запуганы административным своеволием, которые убегали из села на заработки и просто виїздили в неизвестном направлении, оставляя скот и дома на произвол судьбы».⁵⁷

Принудительными методами создания колхозов партийно-советским работникам удалось достичь невиданно высоких темпов обобществления крестьянских хозяйств. Если на 1 октября 1929 г. в Полтавском округе было коллективизировано 6% хозяйств, то на 1 января 1930 г. - 11%, на 1 февраля 1930 г. - 26% и на 1 марта 1930 г. - 68,5%.⁵⁸ Отдельные районы округа на начало марта 1930 г. на 100 процентов завершили коллективизацию, о чем с триумфом сообщалось в печати, хотя, конечно, все это были сфальсифицированы проценты, а новые колхозы часто существовали лишь на бумаге.

Одним из важнейших элементов принудительной коллективизации была так называемая «ликвидация кулачества, как класса», которая означало практически неограниченное насилие относительно зажиточной части крестьянства, в сравнении с которым даже чрезвычайные меры во время хлібозаготівель 1928-1929 гг., по словам Й.Сталина, казались «пустишкою».⁵⁹

Конкретная программа раскулачивания крестьян, зачисленных в кулаке, содержалась в постановлении ЦК ВКП(б) от С января 1930 г. «О мероприятиях по ликвидации кулаческих хозяйств в районах сплошной коллективизации», постановлению ЦВК и РНК СССР от 1 февраля 1930 г. «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством».⁶⁰ Краевым (областным) исполкомам Советов и раднаркомам союзных республик предоставлялось право употреблять относительно кулаков все мероприятия борьбы, вплоть до полной конфискации их имущества и выселения кулаческих хозяйств за границы данных районов и областей. Все кулачество делилось на трех категории: 1) кулаки, которые оказывали активное сопротивление коллективизации, арестовывались и отдавались к суду; 2) наиболее богатые кулаки выселялись в найвіддаленіші местности страны:

3) остальные кулаки переселялась в границах района на новые земельные участки, отведенные вне полосы колхозных массивов.

28 января 1930 г. решения про непосредственное осуществление мероприятий по ликвидации кулачества вынес ЦК КП(б)У. В принятой ним постановлений уточнялось, что удельный вес хозяйств, раскулаченных за І і II категориями, не должна превышать 40% общего количества кулаческих хозяйств. 2 февраля 1930 г. ЦК КП(б)В направил всем дружным парткомам письма «О мероприятиях по ликвидации кулаческих хозяйств в районах сплошной коллективизации».⁶¹ На места поступали также разные секретные инструкции и распоряжения, в которых конкретизировался порядок раскулачивания.

В начале злого 1930 г. при окружкомах и райкомах КП(б)В были созданные комиссии по ликвидации кулачества, которые на местах осуществляли политическое руководство раскулачиванием. Вся оперативная работа по ликвидации кулаческих хозяйств полагалась на райисполкомы и комиссии по раскулачиванию при сельсоветах. Практическое проведение всех мероприятий по раскулачиванию осуществлялось силами местного партактива, работников сельсоветов, правлений колхозов, уполномоченных райисполкомов, представителей от КНС, а также сельских комсомольцев, которых сравнительно легко было захватить псевдоромантикою участия в борьбе с «классовым врагом».

Основная масса крестьянских хозяйств, зачисленных властью к кулаческих (их удельный вес к общему числу хозяйств определялась приблизительно в 4%), была піддана раскулачиванию в конце января - марты 1930 г. В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 р, раскулачивания, то есть комплекс административно-репрессивных мероприятий по экспроприации зажиточных хозяйств, должно было проводиться только в районах, где фактически началась сплошная коллективизация. Однако, на практике раскулачивания велось с значительным опережением темпов создания колхозов. Основная причина этого состояла в том, чтобы использовать раскулачивание как орудия давления на всех крестьян-единоличников, чтобы принудить их к вступлению в колхозы В селе Пришиб Потіцького района Кременчугского округа, где в злому 1930 г. не было коллективизировано ни одного хозяйства, местная власть определила к раскулачиванию два десятка крестьянских хозяйств. Секретарь сельской партячейки объяснил, что это мероприятие нужен, чтобы «нарушить сплошную коллективизацию». В селе Кагамлик Глобинского района Кременчугского округа уполномоченный райисполкома Миколаєв «провел» через сборы граждан решения о раскулачивание 5 крестьянских хозяйств, и за пять дней уровень коллективизации возрос из 5 до 100%.⁶² У многих селах Шишацького района создания колхозов начиналось из раскулачивание нескольких хозяйств.⁶³

За время с 20 января по 1 апреля 1930 г. по 21 района Полтавского округа было розкуркулено 4955 крестьянских хозяйств (или 2,6% их общего количества), в них реквизировали 45214 га земли, 2825 глав коней, 1998 большого рогатого скота.⁶⁴

«Ликвидация кулачества, как класса» дала возможность разного рода нечестным людям, причастным к этому делу, безнаказанно погреть руки на имуществе раскулаченных. Члены комиссий по раскулачиванию были материально заинтересованы в том, чтобы увеличивать количество экспроприированных хозяйств. Далеко не все имущество раскулаченных поступало за актами к неделимым фондам колхозов. Часть его присваивалась и разбазаривалась лицами, которые осуществляли экспроприацию. В Комишнянському районе Лубенського округа были зафиксированные факты, когда члены комиссий по раскулачиванию снимали из «кулаков» одежда и обувь и здесь же, в их присутствия надевали на себя. Председатель Остапівської сельсовета Оржицького района присвоил отобранные в раскулаченного деньги и золото. В селе Перервинці Яблунівського района Лубенського округа уполномоченный райисполкома и председатель сельсовета забрали себе конфискованные в раскулаченных деньги, ювелирные изделия, наиболее ценная одежда, а сдачу имущества распределяли между собою другие «активисты»⁶⁵ Подобные «борцы с кулачеством» получили от возмущенных жителей села презрительное прозвище «барахольників».

Ощутив вседозволенность при проведении раскулачивания, председателя сельсоветов, правлений колхозов, секретари партячеек в погоне за высоким процентом коллективизации стали зачислять в число «кулаков» и кого-нибудь из середняков и, даже, бедняков, если те отказывались вступить к колхозам. Был введен к употреблению специальный ярлык «подкулачник» (агент или пособие кулаков), которые навешивали на лица, которые не спешили стать колхозниками ли сочувствовали своим раскулаченным соседям.

Для многих крестьян-середняков, которые из года в год исправно выполняли налогу и прочие обязательства перед государством, не употребляли нанимаемой работы, пользовались политическими правами, зачисления к числу кулаков стало страшной неожиданностью. Люди теряли не только свои права и имущество, они теряли последнюю веру в советскую власть. Характерным относительно этого есть оригинальный документ — письмо 63-годовой вдовы В.П.Радченко из села Опішні Опішнянського района к председателю ВУЦВК Г.И.Петровського, датированное 19 мая 1930 г. Старая женщина жаловалась «всеукраинскому старосты» на то, что ее хозяйство за всеми признаками середняцкое (6 едоков, 9,5 гектаров земельного надела, конь и коровья) было описано за невыполнение плана хлібозаготівель. «Меня причислили к кулакам, доказали план к двору на 150 дел в 1929 г. В действительности, я намолотила 108 пудов, молотила молотилкой вместе с другими гражданами, на что имею соответствующую квитанцию. А мне же доказали, как я указала, на 150 пудов. Где же я могла взять последний хлеб? Где же та правда? Где же та ставка на середняка? Обращаюсь к Вам: виправіть ошибку, одведіть план к двору, пусть не выгоняют из дома и дадут спокойно дожить возраста».⁶⁶

Ликвидации были подвергнутые и середняцкие хозяйства, которые когда-то считались кулаческими. Как известно, вследствие осуществления экспроприации заможників и проведения так называемой политики ограничения и вытеснения капиталистических элементов села количество хозяйств кулаческого типа в время с 1917 года до конца 20-х лет сократилось в 4-5 раз. Бывшие кулаки за экономической мощностью оказались на равных середняков и даже бедняков. Однако местная власть и односельчане - «активисты» помнили, кто из крестьян имел к революции больше земли, рабочего скота, сложного сельскохозяйственного реманенту, занимался торговлей, ростовщичеством, употреблял нанимаемую работу, а, кроме того, служил в войсках или администрации УНР, гетьманату, Денікіна, принимал участие в крестьянском повстанческом движении. Вот все эти сведения (довольно часто сомнительные) и были в полной мере использованные в начале 1930 года.

Ссылаясь на бывший имущественное состояние середняцких хозяйств в любом районе можно было быстро подобрать сотне кандидатур на раскулачивание. Так, в частности, сделали в Кегичанському районе Полтавского округа, где было розкуркулено 377 крестьянских хозяйств. Списки раскулаченных было составлено таким образом: сначала приводились данные о количестве земли в хозяйстве к революции иd в 1929 г., сумму уплаченного сельхозналога, число едоков в семье, а потом подавалась политическая характеристика на домогосподаря. В списках встречались хозяйства, которые имели к революции по 20 и больше десятин земли, но в 1929 г. размер их составлял только 5-6 десятин на 4-5 членов семьи, без наличия каких-то эксплуататорских признаков. К «историческим кулакам» записывали и хозяйства с 6-7 едоками, которым в 1917 г. належало 15-20 десятин, а в 1929 г. их земельный надел равнялся 7-8 десятинам и они платили сельхозналог не в индивидуальном порядке, а по ставкам обычного середняцкого хозяйства. В коротких политических характеристиках раскулаченных рядом с такими обвинениями, как «вражеское отношение к всем мероприятиям радвлади», «служил в белой армии» пересчитывались и такие «вины» крестьян: «активно выступал на собрании», «подмечено, что часто виїздить из дома неизвестно куда», «вообще опасный элемент».⁶⁷

Политика «ликвидации кулачества, как класса» осуществлялась в то время, когда уже на полные обороты стал действовать сталинский административно-бюрократический механизм управления с его небрежением у имени «высших классовых интересов» правами граждан, неуважением выданных самым государством законов. Именно бездумным отношением к человеку можно объяснить раскулачивание крестьянина из села Кир'янівка Градизького района С.Г.Самойленка, что к революции земли вообще не имел, а на момент экспроприации его земельный надел составлял 9 га земли на 6 душ семьи. Единой «основанием» для раскулачивания послужило то, что в 1910 г. Самойленко вступил в брак на «дочурке кулака».⁶⁸ У Машівському районе с 225 раскулаченных хозяйств 142 были зачислены к первой категории, что означало для этих хозяйств продолжительный срок заключения или даже расстрел.⁶⁹

В политическом докладе ЦК XI съезду КП(б)В (июнь 1930 г.) С.Косіор констатировал, что «нет почти ни одного округа и района, где проводили раскулачивания и где бы не зацепили в той или другой мере середняка», «административный подход, легкомысленное отношение к раскулачиванию, безусловно, имели место».⁷⁰

Одним из найтрагічніших моментов раскулачивания постоянная высылка за границы Украины экспроприированных крестьянских хозяйств в 1930 году. Массовая насильническая депортация из республики сотен тысяч граждан проводилась впервые. К репрессивным акциям такого уровня советская власть не удавалась даже в период гражданское войны. Постановление ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г. «О мероприятиях по ликвидации кулаческих хозяйств в районах сплошной коллективизации», провозгласив высылку в внесудовом порядке в отдаленные районы СССР раскулаченных за первой и второй категориями, сразу же поставила огромную массу крестьян, включая стариков, детей, женщин в положение преступников.

Выселения раскулаченных осуществлялась в сжатые сроки, без надлежащей подготовки. Центральное и республиканское руководство старалось ускорить вывоз семей раскулаченных из районов сплошное коллективизации, где принудительные методы создания колхозов доказали политическую обстановку к взрывоопасной границе. В «Специальном сведении про активные антисоветские проявления на Украине (за данными на 9 марта 1930 г.)» Полтавский округ назывался среди 16 других округов республики, охваченных массовыми антиколхозными и антисоветскими выступлениями.⁷¹ Местные руководители тоже были заинтересованы в быстрейшем выселении раскулаченных, так как, во-первых, небезосновательно боялись мести с их стороны и, во-вторых, отвечали за то, чтобы предназначенные к депортации крестьяне не убежали из своих сел.

Операция по массовой депортации раскулаченных из Украины в феврале-марте 1930 г. осуществлялась органами ДПУ. Из Полтавского округа к середине марта было выдворено свыше 519 крестьянских семей (2850 мужчина).⁷² Людей перевозили под конвоем в переполненных товарных вагонах. Инструктажи по перевозке выдворенных не рекомендовали вывозить из мест предыдущего проживания тяжело больных, беременных женщин, очень старых людей, но не содержали указаний, кто должен беспокоиться о них, поэтому ответственные за раскулачивания, чтобы не иметь лишних хлопот, включали этих лиц в списки депортированных. Да и самые раскулаченные, не желая оставлять на произвол судьбы трудоспособных члены своих семей, просили органы власти не разлучать их. Медицинский обзор предназначенных к выселению не проводился, и в эшелоны с раскулаченными попали больные на тиф и прочие эпидемические болезни. Все это привело к повышению смертности среди спецпереселенців. Прибыв в районы высылки на европейском Севере, Урале, в Сибири и Казахстане, раскулаченные оказались там на полулагерном положении. Они сам самили себе для временного жилья бараки и землянки, сооружения бытового назначения. Выполняли они, как правило, трудные, малоквалифицированные работы в горнодобывающей и лесной промышленности, на строительстве, в совхозах и специально созданных сельскохозяйственных артелях особого типа.

Так называемое трудовое «перевоспитание» раскулаченных по третьей категории осуществлялось непосредственно в Украине в специальных поселениях (высылках), которые создавались в каждом районе, где происходила сплошная коллективизация вне границ земель колхозов. Основные принципы организации выселков и регламент внутреннего распорядка в них содержались в инструкции ВУЦВК от 29 мая 1930 г. «О строке расселения кулаков в границах УССР». Раскулаченных крестьян большими группами (не больше 50 семей на выселок) поселяли в местах, отдаленных от городов, райцентров и железных дорог. Запрещалось создавать выселки в тех районах, где в начале 20-х лет был распространен крестьянских повстанческое движение или имели место массовые выступления крестьянства против принудительной коллективизации. Необходимые жилые и хозяйственные здания в высылках раскулаченные должны были сооружать своими силами, на собственные средство. Лишь в исключительных случаях райисполкомам разрешалось выделять жителям выселков некоторые строительные материалы.⁷³

Спецпоселення для раскулаченных по третьей категории создавались и на Полтавщине. Состоянием на 20 ноября 1930 г. в Решетиловском районе существовало 14 таких выселков, где проживало 399 хозяйств, в Пирятинському — 19 (354 хозяйства), Оболонському ~ 9 (184 хозяйства), Кременчугскому - 7 (185 хозяйств)". Раскулаченные в этих поселениях находились на полном самоудержании и, кроме того, вынужденные были выполнять планы по хлебозаготовке, платить налоги, как и остальные хозяйства единоличников. Поселенным в высылку нарезалась земля из расчета 0,5 га на едока, но не больше 4 га на семью. Все полевые работы велись коллективно. С этой меток создавались своеобразные производственные нивки — десятихатки. Внутренние жизни на высылках находилось под надзором сельских Советов, на территории которых селили раскулаченных по третьей категории. Пленум сельсовета по согласованию с райисполкомом назначал в выселок своего уполномоченного. Это служебное лицо отвечало за выполнение внутреннего распорядка, руководила всеми хозяйственными службами По приказу местной власти жителей выселков направляли на наиболее трудные низкооплачиваемые работы (копачами, землекопами чернорабочими, грузчиками и т.п.). Так, в 1934 г. милиция в принудительном порядке вывезла с высылку «Богачки» Петрівської сельсовету Миргородского района к райцентру нескольких мужчина, которые проживали там после раскулачивания в 1931 г. Их устроили чернорабочими на тех предприятиях и в учреждениях, где никто не желал трудиться через плохие условия работы. В 1937 г. эти люди были осуждены к продолжительным срокам заключения за пресловутой 54-ю статьей Уголовного кодекса УСРР.⁷⁵

Широкомасштабный характер раскулачивания крестьянских хозяйств не разрешил органам власти в 1930-1932 гг. в полной мере доказать политику «ликвидации кулачества как класса» до конца. Немало раскулаченных, получив разными обходными путями справки о том, что они экспроприации не поддавались от представителей сельсоветов и райисполкомов, сумели избегнуть высылки на Север и к спецпоселень в границах Украины. Некоторые из них переехали в другие села, где устроились на поденные работы в совхозах и колхозах. Да и руководители промышленных и строительных организаций, где ощущалась нехватка рабочей силы, иногда сквозь пальцы смотрели на трудоустройство бывших «кулаков».

И прошло немного времени, и дошла очередь к тем раскулаченным крестьянам, которые считали, что им удалось избегнуть высылки. В июле 1937 органам НКВС поступила директива наркома внутренних дел СССР М.Єжова об осуществление репрессивной акции относительно тех раскулаченных, которые избегнули высылки ли самовольно убежали из мест спецпоселень, или же, отбыв срок заключения, возвратились из Севера на родину. В второй половине 1937 и в начале 1938 гг. райотделы и горотделы НКВС заранее составленными списками арестовали сотни и тысячи людей, а особые тройки при областных управлениях внутренних дел в внесудовом порядке, заочно выносили приговоры про их расстрел или долгосрочные сроки заключения. Довольно часто, арестовав в районе несколько десятков раскулаченных из разных сел, сотрудники НКВС фальсифицировали дела о причастности этих лиц к мифических «военно-повстанческих», «військово- кулаческих», «кулацко-повстанческих» подпольных организаций. Типичной относительно этого есть дело «межрайонной контрреволюционной военно-повстанческой организации», которая была «разоблаченная и обезврежена» управлением НКВС по Полтавской области. В начале 1938 г. енкеведисти арестовали в Чутівському и Опішнянському районах Ф.Г.Диканя, что был раскулачен в 1930 г., А.С.Назаренка, раскулаченного в 1932 г., М.М. Олейника, раскулаченного в 1930 г., М.Н.Яковенка, раскулаченного в 1931 г. и еще 57 мужчина. Все они трудились в колхозах, на промышленных предприятиях, железных дорогах. Единая «вина» их состояла в том, что после раскулачивания этих бывших крестьян-единоличников не отправили на Север. 9 апреля 1938г. за постановлением особой тройки УНКВС по Полтавской области эти граждане были осуждены к расстрелу с конфискацией имущества якобы за участие в антисоветской повстанческой организации.⁷⁶

Грубые методы осуществления сплошной коллективизации и раскулачивания вызвали негодование широких слоев крестьянства, которое кое-где перерастало в открытые массовые выступления. В частности, в этих выступлениях, которые состоялись в селах Нехвороща, Руновщина, Сахновщина Полтавского округа принимали участие тысячи крестьян. Выступления проходили под антиколхозными и антисоветскими лозунгами. Крестьяне разбирали из колхозных амбаров посевной материал, били представителей власти, коммунистов и комсомольцев.⁷⁷

Под угрозой потери контроля над политической ситуацией в стране анаслідок массовых антиколхозных повстань и выступлений крестьянства сталинское руководство вынуждено было снизить темпы коллективизации.

В начале марта 1930 г. в органе ЦК ВКІІ(б) газете «Правда» была напечатанная статья Й.Сталина «Умопомрачения от успехов», в которой вся вина за нарушение принципа добровольности при создании колхозов и прочие «перегибы» перекладывалась на местную власть. Статья вызвала полную растерянность среди партийно-советских работников низовой и районной звеньев. В Полтавском округе даже наблюдались случаи, когда номера газеты «Правда» со статьей Сталина изымались из продажи и не доставлялись подписчикам.⁷⁸ В окружных и районных газетах, начиная из второй декады марта, стали появляться отдельные сообщения и заметки, в которых рассказывалось о злоупотребление, допущенные отдельными председателями сельсоветов и уполномоченными райисполкомов по коллективизации.

И «разоблачительная кампания» продолжительная недолго. Уже 18 марта 1930 г. «Большевик Полтавщины» опубликовал підбірку материалов «Взять пример из Зачепилівського района» (где, кстати, было наибольшее администрирование при осуществимые коллективизации — О.Е.). В підбірці, в частности, писалось: «Зачепилівський район первый в округе сколективізувався на 100 процентов. В районе есть 113 колхозов, которые сядут 81 000 земли. Меньше, чем 500-600 га колхозов нет, но есть и великаны, как вот в селе Русский Орчик 2 сельскохозяйственные артели, которые имеют по две с половиной тысячи гектаров. Коллективы целиком управились с обобществлением рабочего скота, реманенту и засівматеріалу. Зачепилівський район к севу уже готовый. Колхозы пробными выездами в поле проверили свою готовность, обнаружили недостатка и сразу же приняли все меры к устранению их. Энтузиазм, увлечения колхозников доказывают, что засівкампанію проведем по-большевистски. Все районы должны равняться на Зачепиловский!».

Правда, в этом номере содержалась и статья «Об извращение в деле коллективизации». И, кротко поссорившись пальчиком в адрес нескольких глав сельсоветов, которые допустились «перегибов», автор статьи поет захвалювальні дифирамбы в адрес сплошной коллективизации «На 10 марта по нашей округе было усуспільнено земельной площади 70,4 процентов. Таким образом, наша округа уже представляет из себя округа сплошной коллективизации. С 22 районов, который есть на Полтавщине, 20 районов уже есть районами сплошной коллективизации и лишь один район (Опішнянський) пасет задних. В этом вопросе Полтавщина добилась таких успехов, благодаря правильной ленинской политике партии и рабочего класса, к бідняцько-середняцьких массам села».

Дале идет речь о том, что «в последнее время кулачье старается использовать в своих интересах статьей тов. Сталина «Умопомрачения от успехов». Кулачье заявляет, что статья словно и ставит вопрос о сдерживание колхозного движения, а будто местные рабочие перекручивают это, стараясь 100 процентного обобществления. К сожалению, эта кулаческая агитация имеет некоторое влияние на отдельных бедняков середняков, которые подверглись влиянию этой агитации и подают заявления о выходе из Созів. Надо решительно бороться против кулаческих брехонь и против кулаческой агитации».

Высшее партийное руководство республики тоже вынужденное было как-то реагировать на статью Й.Сталина «Умопомрачения от успехов». 17 марта 1930 г. С.Косіор в своем выступлении на сборах актива Харьковской городской парторганизации, говоря про так называемые «перегибы» в колхозном движении, полностью стал на точку зрения Сталина: «Считаю, что здесь можно говорить только про серьезные практические ошибки в нашей работе, а не об ошибках в принципиальной линии, которое было абсолютно правильная».⁷⁹

Заявление С.Косіора вызвало недовольство у низовых работников, которые непосредственно проводили коллективизацию и раскулачивание и оказались в роли стрелочника, так как от них відхрещувався не только Сталин, но и украинское партийное руководство, которое непосредственно давало прямую директиву добиться стопроцентной коллективизации крестьянских хозяйств в Степи весной, а в сдаче районов Украины осенью 1930 г. Расположение духа таких работников высказал член бюро Сахновщанського райкома партии В.Бендеровський в открытом письме к С Косіора. Бендеровський, партпрацівник из Полтавы, был направлен на село в начале 1930 г. Работал уполномоченным райкома по коллективизации, послушно выполнял все директивы ЦК КП(б)В, Полтавского окружного и Сахновщанського районного парткомов и вот оказался в роли «перегинника». С горечью звучат его слова в адрес Косіора и других высших партноменклатурників: «Чему это только у районных работников притупилась чуткость? А где была чуткость у центральных работников, которые были посланы на районы и не увидели, как мы перегибали? А где была Ваша чуткость, когда мы «недостаточно критически и осторожно отнеслись к тем сообщениям? Имело «предостеречь места», надо еще и проверить раньше времени выполнение местами этих предостережений.

Да и ли же не увлечением большими процентами, же ли недовзвешиванием трудности был Ваш лозунг 24 февраля этого года о коллективизации Степи на протяжении весны в этом году?

Зачем же оправдываться тем, что Вы приняли меры, которые «Вы неоднократно предостерегали? Не предостерегли же все-таки».⁸⁰

23 апреля 1930 г. письмо Бендеровського и ответ на него С.Косіора под названием «Не сваливать ответственность за свои ошибки на другие, а откровенно признать и исправить их» были опубликованы в республиканской газете «Коммунист». Письмо Бендеровського Косіор, ничего не сказав про его суть, квалифицировал как «типичное проявление уклончивых расположений духа».

Кое-что позднее, в июне 1930 г. некоторые делегаты Полтавской окружной партконференции тоже высказали сомнение в правильности политики форсированной коллективизации и перекладывания ответственности за нее на низовых работников. Так, коммунист Мамаєв сказал: «Невольно возникает вопрос, ком одурманился председатель? Постановляем одно, а на деле вводим другое. Итак, незачем приводить тень на ясный день. Надо сказать про собственное перебарщивание и не учить этого низовую партийную массу». Работница-делегатка партконференции Олександрова заявила: «Хочу закинуть обвинение ЦК, которое в свое время не сумел «одьорнути» кого следует».⁸¹ Понятно, что такие попытки разобраться в настоящих причинах «перегибов» не могли понравиться партийному руководству. 22 июня 1930 г. газета «Большевик Полтавщины» опубликовала підбірку материалов под заголовком «Даты отпор оппортунистическим ревизорам», где В.Бендеровський уже именовался «полтавским оппортунистом», «правым ухильником» и «кулаческим подголоском». Через день состоялись собрание 500 коммунистов в парторганизации Полтавского железнодорожного узла, где находился на партобліку Бендеровський, что приняли резолюцию, которым осуждали правый уклон и просили Полтавский окружной комитет КП(б)В исключить Бендеровського из партии. В скором времени это и было сделано.⁸²

После опубликования статьи Й.Сталина «Умопомрачения от успехов», где хотя и в завуалированной форме, давалась директива кое-что ослабить административное давление при осуществлении сплошной коллективизации на Полтавщине, как и в целому по стране, начался массовый выход крестьян из колхозов. Только в Полтавском округе до 1 апреля 1930 г. было представлено 19 тыс. заявлений с просьбой исключить из членов колхозов и возвратить обобществленные земли, скот, реманент. Наспех созданные так называемые «бумажные» колхозы быстро разваливались. За время с 10 марта по 1 мая 1930 г. удельный вес коллективизированных крестьянских хозяйств в Полтавском округе сократился с 68,9 до 65,1%, Кременчугском округе с 61,1 до 42,3%, в Лубенському округе с 42,9 до 25,1%.⁸³ Лишь прибавив невероятных усилий, партийным и государственным органам к осени 1930 г. удалось прекратить поток выхода из колхозов и кривая коллективизации медленно поползла вверх.

На конец первой пятилетки сплошная коллективизация на Полтавщине в основном была завершена. Во всех районах Полтавщины насчитывалось 1800 колхозов, которые объединяли близко 70% крестьянских хозяйств. Созданные второпях, путем искусственного объединения земельных наделов, реманенту и скота крестьян коллективные хозяйства оставались экономически слабыми, без достаточной механизации производственных процессов. В 1929-1932 гг. на Полтавщине было создано 33 машинно-тракторные станции, которые имели тысячу тракторов, но они обслуживали только половину колхозов, да и то лишь частично, осуществляя пахоту и обмолот зерновых культур.⁸⁴

Коллективные хозяйства, хотя официально и считались кооперативными объединениями, на самом деле такими не были. Крестьяне-колхозники, лишенные права собственности на средства производства и смещенные под участия в распределении следствий своей работы, фактически превратились у наемных работников. Бюрократические методы руководства сельским хозяйством со стороны партийно-государственных структур требовали непомерно раздутого количества управленцев непосредственно в самых колхозах. Голови и члены правлений, бригадиры, счетоводы, учетчики, охранники, объездчики и т.п. получали жалованье намного большую, чем колхозники, занятые на полевых роботах. Так, в артели им.Ленина (село Новички Лубенського района) управленческому и обслуживающему персоналу за 1931 г. было нараховано 25% всех трудодней, в колхозе им. Сталина (село Вовчик того же района) — 30%. В Новосанжарському районе затраты па управленцев колебались от 15 до 22% выработанных колхозниками трудодней.⁸⁵

Несмотря на те, что к середине 1931 г. во всех колхозах Полтавщины формально был внедренный бригадный метод организации работы, введенный трудодень, как единица измерения количества и качества трудовых усилий колхозника, в артелях и тсозах властвовала обезличка, распространенным было распределение прибылей «за едоками», при котором настоящий труженик и бездельник урівнювалися в оплате. Орудия производства и рабочий скот большей частью не закреплялись за отдельными работниками. Став не из своей воли колхозником, вчерашний крестьянин-единоличник в колхозе чувствовал себя быстрее батраком, чем хозяином, а это, в свою очередь, порождало незаинтересованность состоянием дел, безответственность.

«Большой перелом» на селе с его разорением десятков миллионов крестьянских хозяйств, раскулачиванием зажиточного и части среднего крестьянства, массовый забой скота привели к продолжительному кризису в сельскохозяйственном производстве. Ярким показателем этого стало снижения урожайности. Поскольку Полтавщина в то время не составляла единой административно-территориальной единицы, привести обобщающие данные об урожайности практически невозможно. Однако, сведения по таком типичном для Полтавщины района, как Лубенський, показывают, что за пять лет (1930-1934 гг.) среднегодовая урожайность озимой пшеницы составляла 9,7 ц с гектару, ржи — 8,9 ц, ярой пшеницы — 7,5 ц.⁸⁶ То есть, урожайность была низшей, чем в 20-і года, когда господствующие позиции в сельском хозяйстве занимал крестьянин-единоличник.

И при всем поэтому колхозная система устраивало сталинское руководство, так как разрешала «викачувати» из колхозов до 40% выработанного зерна путем уменьшения там ниже всяких норм продовольственного, фуражного и семенного фондов. Из первого колхозного урожая 1930 года в Украине было заготовлено 477 мли. пудов зерна, то есть на 35% больше, чем 1929 г., когда основным производителем хлеба был крестьянин-единоличник. Это породило вредную иллюзию, якобы и в дальнейшем методом продрозкладки удастся без препятствий наращивать количество заготовки хлеба. Однако, уже следующий, 1931 год эту иллюзию развеял. С большим напряжением из колхозов и единоличник^-единоличников-крестьян-единоличников «выкачали» 395,9 млн. пудов зерна. В многих районах Украины появились первые голодающие.⁸⁷ И настоящей катастрофой для крестьянства обернулась хлебозаготовительная кампания 1932 года.

Плановые задачи по хлебозаготовке из урожая 1932 г. были определены по крестьянскому сектору в 356 млн. пудов, учитывая значительную гибель посевов зерновых культур в южных и центральных районах Украины. Потом эту цифру пришлось корригировать в сторону уменьшения еще трижды, и окончательные обязательства уже составляли 267 млн. пудов.⁸⁸

Почти 70% общего плана хлібозаготівель по Украине приходилось на колхозы, совхозы и единоличные крестьянские хозяйства Одесской, Днепропетровской и Харьковской областей, то есть районе наиболее коллективизированного и механизированного зернового хозяйства.⁸⁹ Конкретно для Харьковской области, где вследствие неблагоприятных климатических условий погибло 881 тыс. гектаров посевов и был недород окончательный (скорректированный) план хлібозаготівель составлял 35558, тыс. пудов, или вдвое меньше, чем в 1931 г. Приблизительно 40% плана хлібозаготівель по Харьковской области должны были выполнить районы Полтавщины.⁹⁰

На первый взгляд, казалось, что плановые задачи, определенные для Полтавщины были реальными. И конкретная обстановка на селе оказалась для проведения хлебозаготовительной кампании крайне неблагоприятной. Два предыдущих года колхозной жизни наглядно убедили крестьян в том, что рассчитывать на справедливое вознаграждение в общественном производстве не приходится, поскольку начисления денежной и натуральной оплаты трудодня осуществлялось только после выполнения хлебозаготовительных обязательств перед государством, то есть по остаточному принципу. Причем, эти начисления были мизерными. За 1932 г. они колебались в границах 0,5 кг зерна на трудодень.⁹¹ И даже такую натуроплату колхозы из года в год выдавали несвоевременно и не полностью. В таких условиях крестьянин-колхозник мог рассчитывать только на свое приусадебное хозяйство. Не случайно, что в многих районах Полтавщины в начале 1932 г. стало заметным стремления колхозников за всякую цену завести собственного коня. Только в 16 сельсоветах Карлівського района колхозники, вопреки воли начальства, приобрели 198 коней.⁹²

Слабая материальная заинтересованность колхозников в результатах своего участия в колхозном производстве, серьезные недостатки в организации работы и распределении прибылей привели к тому, что уровень трудовой дисциплины в колхозах в 1932 г. упал к наиболее низкому уровню. Согласно материалам выборочного обследования, проведенного в разных районах Украины, в том числе и на Полтавщине, приблизительно 10% колхозников не выработали за 1932 г. ни одного трудодня, а 29% членам колхозов было нараховано не больше 60 трудодней.⁹³ Не случайно, что весенняя посевная кампания на Полтавщине растянулась аж на 67 светал, и все одно полностью план засіву выполнен не был.⁹⁴ Угрожающего размера набрали и массовые мелкие кражи колхозниками зерна и другой сельскохозяйственной продукции. В сравнении с 1931 г. они на Полтавщине возросли втрое.⁹⁵

Сбор урожая летом и осенью 1932 г. происходил медленно, с большими потерями зерна. Скирдования скошенных зерновых культур велось небрежно. Во время молотьбы в половые оставалось 20 и больше процентов зерна. Руководители многих колхозов, понимая, что в условиях неурожая рассчитывать на помощь со стороны государства не приходится, в первую очередь беспокоились об образование в своих хозяйствах натуральных и семенных фондов, об авансирование колхозников, тем выдать членам колхозов как аванс по натуральной оплате трудодней 10-15% фактически обмолоченного хлеба. В результате ежемесячные планы вывоза хлеба государству на заготовительные пункты не выполнялись. В середине ноября 1932 г. Харьковская область выполнила годовой план хлібозаготівель лишь на 53,8%. Не высшим этот показатель был и в целому по Украине.⁹⁶

Уже на этапе доведения плана хлібозаготівель к сельсоветам у низовых партийных и советских работников возникли сомнения относительно реальности их выполнения. 29 июля 1932 г. бюро Полтавского міськпарткому заслушало вопрос «Про антипартийное обращение отдельных сельских партячеек, сельсоветов и колхозов во время принятия планов хлібозаготівель». В констатуючій части постановления по этому вопросу отмечалось, что секретари партячеек, председателя сельсоветов и колхозов Ковалівської, Тахтаулівської, Розсошенської, Грабарівської, Курелехівської, Парасковіївської сельских Советов выступили против предложенных свыше плановых хлебозаготовительных задач. Они заявили: «Дать такой план — означает сознательно грабить, разваливать колхозы и принудить колхозников питаться жмыхом».⁹⁷ У сели Салівка Кременчугского района при обсуждении плана хлебозаготовки председатель местного колхоза П.Рецько на заседании правления сказал: «Мы этот план будем принимать и разъяснять в массах. Но сам сами, что он нереальный». А счетовод И. Герасименко прибавил: «Если вывезем весь хлеб, который есть в колхозе, и фуражное зерно, и семенной фонд, тогда, может, план и выполним». Такие же заявления были сделаны председателями колхозов и сельсоветов в селах Кострома, Садики, Кобелячок и ряде других.⁹⁸

Подобная реакция части партийных, советских и хозяйственным работников на местах была не случайной. Эти люди знали реальное состояние экономической возможности своих колхозов. Знали и то, что три года продрозкладки с полным небрежением интересов сельских тружеников подорвали веру людей в колхозы.

Имея информацию из мест, Сталин и его окружения понимали, что хлебозаготовительная кампания может закончиться неудачей. Виновником этого по обычному шаблону «вождь» провозгласил кулачество, давно уже экспроприированное в походке сплошной коллективизации, и его агентуру в колхозах. Для злому сопротивлению «классового врага», «кулаческого саботажа» по аналогии 1928-1929 гг. стали применяться чрезвычайные методы хлібозаготівель, хотя и без употребления этого срока. Но теперь массовые репрессии были направлены не против преимущественно зажиточного крестьянства, а практически против всех колхозников и единоличников.

Для выполнения планов хлібозаготівель была приведена в действие вся государственная машина, включая местные органы советской власти, милицию, ДПУ. Тысячи активистов сельсоветов и колхозов вошли в состав разных комиссий по организации хлібозаготівель, «буксирных бригад». Для контроля за их действиями и непосредственного участия в проведении изъятия хлеба, из областного и районных центров присылались разные уполномоченные Харьковского обкома партии, райкомов и райисполкомов, а также большие группы городских коммунистов и комсомольцев. Так, лишь из Полтавы к сельсоветам Полтавского района на весь период хлібозаготівель в конце июля 1932 г. был направлено 149 мужчина из числа руководящего партактива, в том числе 29 ~ особливоуповноваженими городскому партии по сельсоветам, 80 — уполномоченными по колхозам и бригадам, 20 — особливоуповноваженими по единоличному сектору. Одновременно с этим 500 городских коммунистов командирували на село для организации скирдования хлеба. В августе из города выехала еще одна группа партактива в составе 60 мужчина, на которые полагался контроль за сохранение хлеба во время молотьбы. В листопаде снова направляется на село из Полтавы группа партактива в 114 мужчина, которые, в основного, использовались для выкачивания зерна из единоличных крестьянских хозяйств. Для непосредственного участия в проведении массовых обысков и экспроприации хлеба у села района направили также 250 промышленных рабочих, а комсомольские организации города с этой же целью командирували 5000 членов ЛКСМУ.⁹⁹

Особливоуповноважені и уполномоченные Харьковского обкома, райкомов партии, другие лица из числа партийного и комсомольского актива, командированные для проведения хлібозаготівель, не имели права оставлять село ни на день без разрешения на то соответствующего партийного и советского органа. Раз в неделю, а в начале 1933 г. и раз и а три дня, каждый уполномоченный должен был присылать в райком партии отчет о своей работе с точным указанием количества заготовленного хлеба. Председателя сельсоветов давали оперативную информацию о ходу хлібозаготівель райисполкомам каждый день. Участие в хлебозаготовительной кампании рассматривалось как найвідповідальніше партийное поручение, и тот, кто не смог его выполнить, мог навсегда поставить крест на своей дальнейшей карьере.

Недостаточная активность в «викачці» хлеба в колхозах, колхозников и единоличников, любые попытки защитить крестьян от ужасных следствий проведения политики продрозкладки сурово преследовались. В период из июня 1932 г. по 1 января 1933 г. в Полтавском районе из партии было исключено 67 коммунистов, которых обвинили в саботаже хлібозаготівель. Эти лица были лишены служебных должностей, а несколько десятков из них оказались под судом. В таких селах, как Ковалівка, Кротенки, Тахтаулове, состоялись открытые заседания президиума Полтавской городской контрольной комиссии КП(б)В и робітничо-селянської инспекции, где в присутствия 400-450 колхозников и единоличников публично шельмовали голів сельсоветов и колхозов, которые не обеспечили выполнения планов хлібозаготівель.¹⁰⁰ У Кобеляцькому районе из сентября по 15 декабря 1932 г. было исключено из партии и отдан под суд за стандартным обвинением «в кулаческих расположениях духа» «саботажи хлібозаготівель» 23 мужчины. Секретаря райкома партии КТ.Ляшенка осудили до 10 лет заключения, председателя райисполком Ф.К.Бема и директора МТС И.О.Обидала - до 8 лет, 10 глав колхозов и 4 глав сельсоветов тоже получили долгодействующие срок заключения от 10 до 8 лет, а председатель правления сельскохозяйственной артели им. Шевченко А.Я.Гамага был расстрелянный. В то же время за «перекручивание классовой линии в походке хлібозаготівель», то есть за неслыханные зверства относительно колхозников и единоличников, 3 председателя колхозов получили сміхотворно мягкие наказания в виде нескольких месяцев принудительных работ ли вообще условные приговоры.¹⁰¹

В комплексе мероприятий, направленных на полное изъятие зерна колхозов, было перечисления в фонд хлібозаготівель всех образованных там натуральных и семенного фондов (включая и фонд общественного питания), уплату больших штрафов зерном в выпаде невыполнения плана м'ясопоставок и т.п.. По колхозным амбарам рыскали десятки комиссий и уповноважених. «Красная метла», как это называли этих грабителей, вымела зерно так, что в колхозах не осталось ни продовольствия, ни фуража, ни семя.

С началом хлебозаготовительной кампании фактически была запрещенная торговля хлебом и хлебопродуктами на колхозных базарах, ярмарках, железнодорожных станциях. 23 ноября 1932 г. бюро Полтавского міськкому КП(б)В приняло постановление «Об усиление борьбы с спекуляцией хлебом», где, в частности, говорилось: «Предложить начальнику городского отдела ДПУ тов.Миронову, начальнику городской милиции тов.Моргуновському решительно усилить борьбу с продажей зерна, муки и большого количества печенного хлеба (больше пуда) колхозниками и единоличниками, а также конфисковать на базарах привезенное зерно, мука или печенный хлеб в большом количестве».¹⁰² Конечно, исполнители этой акции не взвешивали хлеб, а просто конфисковывали его в любом количестве.

Исключительно жестоким относительно крестьянства было такое мероприятие по «активизации» хлібозаготівель, как занесения сел, которые весьма медленно сдавали хлеб государству, на «черные доски». В таких селах запрещалась торговля, из сельских потребительских обществ вывозились все промышленные и продовольственные товары, а чтобы единоличники или колхозники не могли купить что-то из продовольствий в соседних селах или городе, выезд за границы данного села запрещался. Сначала на «черную доску» заносились отдельные села (первыми на Полтавщине поддали такой блокаде села Лютенька Гадяцького района и Каменные Потоки Кременчугского района) по решению правительства республики. Но в конце ноября — в грудные 1932 г. это репрессивное мероприятие приобрело значительного распространения. Население сел, занесенных на «черную доску», было фактически обречено на полное вымирание. Однако, власть не удовлетворилась этим. Крестьян принуждали публично раскаиваться за свою «провинность» и даже одобрять такие решения правительства УСР. Вот, например, что сообщала Миргородская районная газета «Красная трибуна» о сборах крестьян села Попівка, которое тоже попало на «черную доску»: «На собрании, созванных Поповским сельсоветом, где было 250 колхозников и единоличников, постановил поздравлять постановление правительства о занесение ряда сел на «черную доску». Пленум сельсовета вместе с колхозным и единоличным активом постановил повысить темпы хлібозаготівель, сломать кулаческое сопротивление и смыть позорное пятно — занесения села Попівки на «черную доску».¹⁰³

В начале декабря 1932 г. занесения на «черную доску» стали осуществлять своими решениями и райисполкомы. 4 декабря Миргородский райисполком принял постановление: сельскохозяйственные артели им. Ленина Савинської сельсовета и им. Сталина Великосорочинської сельсовета, которые выполнили план хлебосдачи на 61%, занести на «черную доску». При этом колхозы были лишены своих «почетных» названий, их вменили в обязанность возвратить все раньше полученные кредиты, а глав хозяйств отдали под суд. ¹⁰⁴

Не менее репрессивным мероприятием было прекращения товарного снабжения целых районов, которые не выполнили хлебозаготовительных планов. При этом блокада уже распространялась не на отдельные села или колхозы, а на население десятков районов. 15 декабря 1932 г. была принята постановление РНК УСРР и ЦК КП(б)В «О восстановление завоза промтоваров на село». Однако, действие постановления не распространялась на такие районы Полтавщины, как Бригадирівський, Великописарівський, Гадяцький, Кишеньківський, Кобеляцький, Лохвицький, Нехворощанський Новосанжарський, Оболонський, Решетиловский. Да и в тех районах, где разрешалось продавать промтовары, товарные репрессии продолжались относительно членов колхозов и единоличников, которые не выполнили хлебозаготовительных планов. Лишения голодающих крестьян таких крайне необходимых для поддержания жизни вещей, как спички, чай, соль еще больше ухудшало их положение.

С особой злостью хлебозаготовка осуществлялась относительно крестьян-единоличников. В данном случае речь шла не просто о том, чтобы принудить единоличные хозяйства выполнить планы, но и оставить индивидуальную работу и вступить к колхозу. Контрактационные обязательства единоличникам были установленные абсолютно нереальные. При средней урожайности зерновых культур в 1932 г. 8-9 центнеров с гектару единоличник должен был продать государству по ценам в 20-30 раз низшими за рыночные опять-таки в расчете с гектару 5-6 центнеров, то есть две трети урожая. Из той меньшей части, которая осталась в хозяйстве, единоличник должен был год прохарчуватися с семьей, оставить зерно на семя, на фураж и и что-то продать, чтобы уплатные денежные налоги, не говоря уже о купле промтоваров. Не удивительно, что в середине ноября 1932 г. план хлебозаготовки был выполнен по единоличному сектору на 26,7%.¹⁰⁵

Именно единоличники, в первую очередь, ощутили на себе всю безжалостность сталинской репрессивной машины. В те сельсоветы, где процент выполнения единоличными хозяйствами хлебозаготовки был низкий, кроме уполномоченных райкомов и райисполкомов, направлялись спецгрупи ДПУ, чтобы обнаружить наиболее «злостных нездатчиків», арестовать их и в найстисліші сроки оформить соответствующие обвиню вале выводы. Поскольку постоянные составы районных нарсудов не успевали рассматривать дела, связанные с хлебозаготовкой, в листопаде 1932 начали действовать выездные сессии райсудів. В Полтавском районе, в соответствии с постановлением міськкому партии от 13 февраля 1932 г. таких сессий было сформировано четырех. Каждая из них обслуживала 4-5 сельсоветов.¹⁰⁶ На выездные сессии суда загоняли всех жителей села, где происходил процесс. Одна из таких типичных выездных сессий райсуду состоялась в середине ноября в селе Розсошенці, где к тому времени план хлібозаготівель по единоличному сектору был выполнен только на 15%. Судили двух крестьян-единоличников Федора Сидоренка и Афанасия Золотаря. «Преступление» Ф.Сидоренка состоял в потому, что он показал государству только 10 центров зерна вместо 20 по плану, а сдачу якобы продал на базаре. За это его осудили на 6 лет заключения с конфискацией имущества. Г. Золотар получил 3 года заключения и должен был заплатить 300 крб. штрафа, так как тоже продал несколько центнеров, не выполнив полностью контрактационного обязательства. Немедленно, после объявления приговора местные власті провели сборы единоличников села. Напуганных судебной расправой над своими односельчанами людей принудили принять резолюцию про немедленная сдача всего хлеба государству.¹⁰⁷ Сообщения о подобных процессах почти каждый день публиковались в печати. Судебная расправа над крестьянством осуществлялась с такими вопиющими нарушениями законности, которая даже Полтавская городская прокуратура опротестовала 30 приговоров выездных сессий нарсуда. Однако, Харьковская облпрокуратура эти протесты отклонила, что дало основание бюро Полтавского міськкому партии обвинить работников міськпрокуратури в «гнилом либерализме».¹⁰⁸

В в особенности невыносимом положении оказались так называемые «кулацко-зажиточные хозяйства». Как известно, сталинская политика «ликвидации кулачества как класса» осуществлялась, в основном, в 1930-1931 гг. В мае 1932 г. ВКП(б) и РНК СССР приняли решение о прекращение массовых акций по раскулачиванию крестьян. Тем не менее, вплоть до 1935 г. некоторую часть единоличных хозяйств причисляли к категории кулаческих, фактически без любых на то оснований. Эти хозяйства облагали налогами в индивидуальном порядке с резко возрастающей шкалой изъятия прибылей. Хлеб они должны были сдавать государству за «твердыми планами», трижды большими, чем единоличники (отсюда и название «твердоздавці»), хотя экономическая возможность «кулацко-зажиточных» хозяйств не была высшей, чем других единоличных хозяйств.

Крестьянин, официально зачисленный в «кулаке», автоматически становился объектом травли. Наименьшее проявление протеста с его стороны против хлібозаготівель рассматривалась как «вылазка классового врага» и становился основанием для обвинения в контрреволюционных действиях. Крестьянин — «кулак», который срезал на колхозном поле несколько колосков, не мог рассчитывать на смягчение своей судьбы и именно к таких, как он, и применялся расстрел за указом от 7 августа 1932 г. Невыполнения твердых плановых хлебозаготовительных задач «кулацко-зажиточными» хозяйствами наказывалось без суда и следствия конфискацией всего имущества и насильническим выселением из своих домов. Старый колхозник Д.С. Крамаренко из хутора Федорівка Зіньківського района припоминал, как в 1932 г. местные активисты «запрягают коней и подъезжают к двору «классовых врагов» огромной арбой, и вывозят старых и маленьких километров за шесть от хутора, у ярок под Яновщиною. Я, было, искал своих овец и случайно забрел туда, в долину. А там понапинені шалаши, и целые роды. Каждый день по две-три семьи по отдельному списку к оврагу вывозили. И оттуда никто домой не возвращался. Может, куда кто мог убежать. А так то и умирали в той глуші, в холодных, неотапливаемых зимой, землянках».¹⁰⁹

Обыски и изъятия хлеба проводились не только у единоличников, но и у колхозников, а также и у рабочих и служащих, которые проживали на селе. Как свидетельствуют очевидцы этих трагических событий, хлеб забирали к последнему зерну, к последней печенной буханке. Формальных поводов для осуществления трусов находилось немало. Человека предъявляли обвинение в потому, что ей больше, чем належит, выдали хлебного аванса на трудодне, или в том, что она скрывает зерно соседа ли просто хлеб у нее краденный. Группы активистов, которых именовали «буксирными бригадами», «коначами» с железными щупами, переходили от дома к дому, от огорода к огороду с единой целью - забрать весь хлеб к зерну.

В состав так называемых «буксирный бригада» входить, кроме представитель сельсовет, сельский партячейка, комсомолец, немало люмпенського элемент. Эти люди в свое время хорошо погрели руки осуществляя раскулачивание своих односельчан. И кампания хлебозаготовки тоже давала им возможность практически безнаказанно создавать будь какие преступления: присваивать добро, бить ни в чем не должных людей. Это кричащее беззаконие прикрывалось демагогическими заявлениями про «борьбу с вражескими действиями кулаков», «защита интересов пролетарского государства» и т.п..

В памяти живых свидетелей этих преступлений засеклись имен «активистов», которые с особой злостью отбирали в опухших от голод людей последний шмат хлеба. Прошло свыше шестидесяти лет, а сели Большие Будища Гадяцького района старый колхозник И.Ф.Браковий вспоминает: «Во время голода умершая моя сестра, Екатерина. Было ей тогда полторы года. К нам в дом пришел буксирник Иван Гайдамака. Это был жестокий мужчина. Он заходил к домам, вытягивал у людей горшков фасоль, картофель, рыскал по дому и забирал все, что было. Когда он зашел к нам, Катя лежала в колыбели, которая висела среди дома. Он выбросил ее из колыбели на подлога. После этого Катя полежала несколько дней и умершая».¹¹⁰

Подворные обыски скрытого хлеба с клюками и щупами превратились в обычное распространенное явление и осуществлялись на протяжении всей заготовительной кампании. Даже в начале марта 1933 г. секретарь Полтавского міськкому партии И.Плачинда присылал у села района категоричные установки: «Развернуть широкую політмасову работу за добровольное изобличение ям, а тех, что добровольно не открывают ям, беспощадно наказывать».¹¹¹

Так называемая політмасова работа сводилась к беспрецедентно шумливой агитационной кампании в районной печати. Вот лишь отдельные заголовки газетных материалов, опубликованных в листопаде 1932 г. на столбцах «Большевика Полтавщины»: «Сильнее ударить по кулакам», «Дотла разгромить куркульсько-ворожу агентуру», «Беспощадно подвергнуть наказанию проводников и исполнителей кулаческой политики», «Мобилизовать широчайшие массы колхозников и единоличников на своевременное завершение хлібозаготівель». Газета была переполнена разными сообщениями о репрессиях относительно «злостных нездавців хлеба», «правых оппортунистов», «кулаческих прихвостней» и т.п..

Для «идеологического обеспечения» своего грязного дела выкачивания хлеба у крестьян партапаратники не гнушались привлекать и детей-пионеров. Вот типичное газетное сообщение тех времен: «В воскресенье 18 декабря дети Петрівської школы крестьянской молодежи Миргородского района организованно, с плакатами и лозунгами подошли к сельсовету, где собралось почти все село на торги. Состоялся митинг. В своих выступлениях дети требовали от односельчан немедленно выполнить план хлібозаготівель. Потом организованно тронули на уголки к злостных нездатчиків. Коллективными восклицаниями дети требовали немедленно выполнить контрактационные обязательства. Каждый злостный должен был відчитатися перед детьми за свои действия».¹¹²

Районная газета «Правда Диканщини» (21 января 1933 г.) описывала такие «подвиги» пионеров из села Балясне: «Мы также разоблачили хлеб у кулаков. У Кодака Федора в соломе было запрятано 6 пудов, в Третяк Марии один пуд закопан, у Сторож Анны хлеб был измаран в печи». Единоличницу Нестю Рудич после того, как у нее отобрали весь хлеб, принудили написать в газету письмо про «добровольное» выполнение хлебозаготовки: «Из меня належало к контрактации 6 центнеров 54 килограммов зерна. После обмолота я показала лишь 2 центнеры 60 килограммов, а последнее закопала и долго не сдавала государству. 2 центнеры 20 килограммов у меня было снято в бесспорном порядке. Теперь я поняла, какое большое преступление сделала перед государством, рабочими, Красной Армией. Я хлеб выполнила, контрактацию выполнила на 100% — этим сняла из себя пятно врага народа. Хлеб у меня есть, и я уже получила на помол удостоверение. Призываю единоличников Яресьок наследовать мой пример, выполнить контрактацию полностью до 1 февраля 1933 г.».

Нельзя без волнения читать эти трагические строки, ведь человек, у которого, в сущности, забрали последнее збіжжя, обрекли на голодание, еще и вынужденный была публично раскаиваться, называть себя врагом народа.

В той же районці появились даже сообщения о том, что дети отказываются от своих родителей, которые не показали хлеб государству. В частности, в номере газеты «Правда Диканщини» от 15 февраля 1933 г. объявлялось: «Я, Кузь Василий Григорьевич отрекаюсь своего отца Кузя Г.А. и матери Кузь М.М., жителей Ландарівської сельсовета, как от злостных нездавців контрактации хлеба». Там же сообщалось о том, что отказались от отца и матери жители села Ландарі Д.Л.Шепетій и села Надежда Д.П.Убийсобака.

Выполнения плана хлібозаготівель отдельным единоличным хозяйством, колхозом ли даже целым районом еще не означало, что власть оставит их, в конце концов, в покое. Под разными поводами Харьковский обком партии навязывал районам новые задачи. В грудные 1932 г. бюро обкома обвинило руководство Лубенського и Миргородского районов в том, что они, якобы, сознательно занизили данные об урожайности и, соответственно, получили сравнительно легкие хлібозаготвельні планы. В связи с этим Лубенський район вменили в обязанность дополнительно поставить еще 2 тыс. тонн зерна, а Миргородский — 1,5 тыс. тонн.¹¹³ Подобные операции относительно отдельных сельсоветов и колхозов в свою очередь осуществляли райкомы партии и райисполкомы.                

Бесповоротно изъяв из села не только товарное зерно, но и фактически почти все продовольствие, перекрыв крестьянам возможность виїздити за границы своих районов, чтобы там купить что-то съедобное, органе власти в центре и на местах привели населения к вымиранию. В конце 1932 — в начале 1933 гг. по селам Полтавщины начался массовый голодомор. Люди опухали от недоедания, употребляли в пищу мясо собак, кошек, мышей, кори, траву. Случаи трупоїдства, каннибализм превращались в обычное бытовое явление. Почти в каждом колхозе появились штатные должности — собиратели трупов. Этим колхозникам давался дневной наряд: собирать по домам и на улицах мертвецов, отвозить на кладбища и там закапывать в братских могилах. За эту печальную работу им каждый день выдавали 300-500 граммов хлеба.¹¹⁴

Сейчас краеведами собранные сотни воспоминаний свидетелей голода 1932-1933 гг. на Полтавщине. Вот лишь некоторые из них, что дают представления о трагедии, которую пережило полтавское село в то страшное время. А.Т.Трофимович из села Родители Зіньківського района: «О, сколько тех мертвецов валялось в наших Родителях! Их никому было и прятать на кладбищах. Это люди копали ями на огородах и так завертывали трупы землей». М.Г.Муха из села Большие Сорочинцы Миргородского района: «Зашел я напиться воды в старинных селах Маленькой и Большой Рублівках Котелевського района. И вжахнувся: дома непозачинені, на полах человеческие кости лежат, колодцы, наполненные трупами, кто-то позакручував проводом».¹¹⁵

Чтобы спастись от голода, крестьяне в поисках хлеба шли к городам, к железнодорожным станциям иd там массово гибнули. Лишь за одну пору в конце марта 1933 г. из улиц Полтавы было подобрано 1043 трупы. Ю.Д.Колісниченко, который в 1933 г. проживал на узловой станции Ромодан, припоминает, как он, будучи школьником, «каждый день видел под мурами, в кустарниках, на дороге труппы. Мертвецов подбирала подвода начальника жилой части и отвозила на давнее, уже заброшенное кладбище. Трупы чужих, часто без документов людей снимали к общей яме. Никто не ставил ни креста, ни знака. Так и тлили их кости, засыпанные землей».¹¹⁶

Можно назвать немало сел и хуторов Полтавщины, где за несколько месяцев от голода вымершая половина и даже большее население. Одно из наибольших сел Шишацького района Яреськи навеки озаренное гением большого кинорежиссера О.П.Довженко. Именно здесь он снял свой знаменитый фильм «Земля», в котором философски осмысливалась судьба украинского села конца 20-х гг. И создавая этот шедевр, художник, к сожалению, не мог предусмотреть трагедию, которая спіткає Яреськи через 2-3 года после завершения съемок ленты. За 1932-1933 гг. в коллективизированных Яреськах население уменьшилось от 1500 до 700 мужчина. Село Мачехи Полтавского района из 2 тысяч семей утратило около половины. А меньшие населении пункты Полтавщины, где жили хозяйственные крестьяне-единоличники (хутора Сороки, Лебеде, Твердохліби, Малолітка), знелюдніли полностью.¹¹⁷

Страх голодной смерти, жестокие репрессии в одних людей парализовал силу воли, порождал безнадежный фатализм, другие же, вопреки всему, упрямо боролись за выживание. Конечно, после кількарічної деятельности ДПУ по «изъятию и обезвреживанию вражески-классового крика» сопротивление крестьянства хлібозаготівлям уже не мог набрать таких активных форм, как в 1929-1930 гг. Однако, кое-где колхозники и единоличники прибегали к массовым выступлениям против выкачивания хлеба, которые вызвали серьезную обеспокоенность власти. В архиве Управления СБУ по Полтавской области сохраняется следственное дело на 15 крестьян Диканського района, которых осудили к разным срокам заключения за участие в «волынках» (так довольно деликатно ДПУ йменувало массовые крестьянские выступления — О. Е.). Из обвинительного вывода можно уловить суть и ход тех событий.

Утром, 15 мая 1932 г. возле помещения Федунської сельсовета Диканського района собралось пять десятков женщин под руководством беднячки Н.П.Сукач и середнячки М. И. Спицы. Под вечер толпа выросла до 600 мужчина. Крестьяне собирались пойти на станцию Сагайдак, но представители райисполкома начали убеждать их этого не делать, угрожая вызвать войска. Тогда организаторы «волынки» оборвали телефонную связь с райцентром. На следующий день толпа все-таки осуществил поход от Федунки к Сагайдаку. На станции к нему присоединились местные колхозники и единоличники и толпа выросла до 1500 мужчина. Под руководством бедняка-единоличника с хутору Жабокрики Федунської сельсовета О.Т.Мірошніченка толпа разогнала вооруженную охрану составов конторы «Заготзерно» на станции, и люд начали разбирать хлеб. Лишь с помощью поднятых за тревогой войск крестьян рассеяли, а организаторов выступления арестовали.

И утром, 7 мая, к станции Сагайдак подошла толпа крестьян Огарівської и Байрацької сельсоветов Великобагачанського района численностью 500 мужчина. Применив силу, войска и милиция рассеяли этих крестьян, арестовав нескольких из них.¹¹⁸

Американский исследователь истории голода 1932-1933 гг. Г.Конквест в своей, книге «Жатва скорби» вспоминает несколько «женских бунтов», которые прокатились Украиной. В частности, весной 1933 г. в селе Плешки Гадяцького района на Полтавщине женщинам удалось проникнуть к зерновому амбару иd забрать хлеб. Милиция стреляла в них, вбив нескольких. Сдачу участниц этого выступления было депортировано.¹¹⁹

О массовом выступлении крестьян против хлібозаготівель на станции Хорол в кое-что своеобразной форме рассказал колхозник М.А.Рев из села Хильківка Покровобагачанського района в своем письме к Й. Сталина от 1 мая 1940 г. В нем, в частности, говорилось такое (подается с сохранением языка и стиля оригинала, но с некоторым сокращением – О.Е.):

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Вы как являетесь нашим другом, учителем и отцом, то в меня явилась смелая мысль написать Вам всю правду... В 1933 г. когда голодный народ собирал зерна кукурузы возле склада «Заготзерно» на станции Хорол, то его стреляли как собак. Вызвали из города Хорол эскадрон конной милиции, которая как львы с обнаженными шашками гнала нас голодных. А хлеб на составах был, было зерно, была мучение, а люди умирали с голода. Значит это было сделано все вот государства умышленно и государство об этом знало потому что и в Москве немало наших умерло пухлых вот голода и в вторых больших огородах. В результате осталось много пустых сел и хуторов. Для оставшихся в живых детей создали приюты. В 1941 году в нашем селе пойдут в школу в первый класс только три души детей. Вот что наделал голод 1933 года. Сельсовет в смертности в 1933 году справок не дает потому что смерть за этот ч унесла столько, сколько людей раньше не умирало за 50 лет».¹²⁰

Попытка «открыть глаза» Й.Сталину на голод 1933 года дорого стоила М.А. Реві. За приговором судебной коллегии по уголовным делам Полтавского областного суда от 9 октября 1940 г. он был осужден на 6 лет заключения по ст.54-10 ч.1 Уголовного кодекса УССР.¹²¹

На начало января 1933 г. план хлібозаготівель Харьковская область выполнила на 73,3%, в том числе по колхозам на 85,5%, совхозах на 91,8%, по единоличному сектору на 43,6%.¹²² У середине злого того же года хлебозаготовительная кампания официально была прекращена, поскольку огромная смертность среди крестьян от голода поставила под угрозу проведения весенних полевых работ, а итак и судьбу урожая 1933 года. Правительство СССР выделил Украине 20 млн. пудов зерна семенного займа и разрешил использовать 3 млн. пудов хлеба из государственных запасов как пищевую помощь голодающим. Харьковская область для проведения посевной кампании получила 4,2 млн. пудов зерна. Но для того, чтобы выполнить план засіву на 1933 г. области нужно было еще 2,2 млн. пудов семени.¹²³ Его решили забрать у тех же колхозников и единоличников в виде займа, которую обещали возвратить из нового урожая. Поскольку рассчитывать на добровольную сдачу семенного зерна умирающим от голода крестьянам не приходилось, партийно-государственное руководство дало указание проводить сбор семена методом хлебозаготовки. Немедленно, после получения соответствующей телеграммы секретаря Харьковского обкома КП(б)В, 7 марта 1933 г. Полтавский міськком партии принял постановление, которым вменил в обязанность снова восстановить обыски у колхозников и единоличников, применяя против тех, кто скрывает зерно, строгие судебные и административные репрессии.¹²⁴ Аналогичные постановления приняли и другие партийные комитеты Полтавщины. Вследствие этого вакханалия грабежа крестьянства продолжалась вплоть до конца марта 1933 года.

Насильническое изъятие у крестьян не только зерна, а нередко любых продуктов всячески поощрялось властью. Это нашло свое проявление, в частности, в том, что в злому - в начале марта 1933 г. лицам, которые доносили комиссиям по хлебозаготовке, где их односельчане перепрятывают хлеб, выдавалась натуральная премия в размере 15% от выявленного зерна. Лишь в тех случаях, когда активисты, делая обыски, забирали кроме зерна одел, вещи домашнего употребления и т.п., такие факты рассматривались как перегибы. Некоторым потерпевшим даже возвращали награбленные вещи, но ни в коем случае не зерно. Не одобрялось полное изъятие хлеба в семьях военнослужащих, так как письма возмущенных такими действиями крестьян к армии могли подорвать моральный дух красноармейцев.¹²⁵

Высшие партийные инстанции, смотрясь сквозь пальцы на грубое нарушение элементарной законности при проведении массовой грабительской акции относительно крестьянства, давали своеобразную индульгенцию непосредственным исполнителям воли Сталина и его приспешников. В литературе о голодоморе 1933 года сложилось представления про бывшего второго секретаря ЦК КП(б)У і секретаря Харьковского обкома Р.Я.Терехова, как про более гуманного политического деятеля в сравнении с П.П.Постышевым. При этом делаются ссылка на воспоминания самого Терехова опубликованные в «Правде» в 1964 г., где твердиться, будто тот доложил Сталину о голоде на Украине и за это попал в немилость. На самом деле, этот типичный партапаратник высшего эшелона, как и Постышев, несет всю ответственность за трагедию украинского крестьянства. Вчитаемся в стенограмму его выступления на заседании секретариата Харьковского обкома КП(б)В 7 января 1933 г., где рассматривалось вопрос о ходу хлеб заготовок. В ней содержится к наименьшим деталям продуманная система репрессивных мероприятий, направленных на то, чтобы принудить колхозников и единоличников показать хлеб государству. Обращаясь к уполномоченным обкома и райкомов партии по хлібозаготівлях, Терехов заявил такое: «Мы еще не сломили в ряде районов не только среди сельских работников, но даже среди районного руководящего актива, больше того даже среди отдельных уполномоченных обкома так называемую «перегинобоязнь». Собственно, само выражение «перегинобоязнь» не является правильным, потому, что перегибов нужно, конечно, бояться, но натискувати не нужно бояться».¹²⁶ Вот в этой, типично иезуитской манере давалась прямая установка и дальше «давить» на крестьян-единоличников, которые и так уже десятками тысяч гибнули от голода.

Официальные документы относительно проведения хлібозаготівель, которые присылались на местах высшими партийными руководителями, нередко создавали впечатления справедливого и гуманного отношения к труженикам села. В особенности это касается П.П.Постышева, который из конца января 1933 г. обнимал одновременно должности секретаря ВКП(б), второго секретаря ЦК КП(б)У і секретаря Харьковского обкома партии и создавал себе имидж защитника крестьянства. Вот отрывок с его письма секретарям райкомов партии и сельских партячеек от 12 марта 1933 г. о сборе семени для посевной кампании: «Самое важное, товарищи, в всяком деле руководства колхозами обеспечить чуткое, внимательное отношение к колхознику... Это, к сожалению, пока что не везде есть. В некоторых местах единоличников и колхозников арестовывает ком-ком угодно, часто враг подставляет под аресты и репрессии хороших, честных тружеников».¹²⁷ За неделю к направлению этого письма Постышев, распекая тех же секретарей райкомов по телефону за либерализм при изъятии зерна на семя, говорил совсем по-иному: «Вы тыкаете нам в нос трудностью, болтаете про голодуху... А сколько вы посадили агитаторов против семенных заготовок, сколько расстреляли..., сколько наметили к высылке подкулачников?»¹²⁸

Изъяв из села весь хлеб, власть в условиях, когда началась массовая смертность населения от недоедания, своевременно не организовала предоставления пищевой помощи голодающим. Это была одна из важнейших причин голодомора. Про опухших от голода колхозников и единоличников вспомнили лишь накануне весенней посевной кампании 1933 г., когда стало очевидным, что без минимальной пищевой помощи сельским труженикам эта кампания будет просто сорвана. Характерно, что бюро Полтавского міськкому сначала обратило внимание на сохранение поголовья рабочих коней, а уже потом об организации общественного питания в колхозах. Так, 27 февраля 1932 г. бюро заслушало вопрос «О состоянии тягловой силы по району». В резолюции констатировалось, что в Полтавском районе на протяжении 1932 г. и января 1933 г. погибло 2447 коней, в чем обвинили кулаки - «саботажников», и дальше подавалась наитщательнее разработанная система спасения рабочего скота.¹²⁹ Вопрос же «О подготовке общественного питания в колхозах на время весенней посевной кампании», где предлагалось употребить более-менее конкретные действия по предоставлению помощи, голодающим людям, включая и просьба к Харьковскому обкому партии о дополнительном отпуску продовольственных ресурсов хлеба для Полтавского района, было рассмотрено только 13 марта 1933 г.¹³⁰

При создании пунктов общественного питания сначала руководствовались все тем же «классовым» подходом относительно определения контингента едоков. В открытке ЦК КП(б)В от 8 марта 1933 г., которая широко распространялась во всех колхозах, писалось так: «Для кого общественная кухня? Не для всех, конечно, а для тех, что в самом деле делают. Бездельнику, прогульщику, врагу не дайте к ней и приступиться. Караульте за затратой продовольствий».¹³¹ Подобная директива давала широкое пространство для злоупотреблений при распределении продовольственной помощи и пищи непосредственно в колхозных столовых. Конечно, что любого изможденного от голода колхозника, который уже не мог работать, нередко объявляли и бездельником, и прогульщиком, и врагом-саботажником.

Уполномоченные райкомов партии и райисполкомов пристально следили за тем, чтобы продовольствие попало лишь тем, кто уже имел все признаки умирающего. Вот вытянул из типичной для того времени докладной записки уполномоченного Чутівського райкома КП(б)В от 22 апреля 1933 г. о состоянии распределения продовольствия в колхозах района: «...Прийдя к колхозу «Искра» Милорадівської сельсовета, увидели председателя и завхоза колхоза, которые рассматривали списки колхозников на предмет предоставления им все продовольственной помощи. В колхозе существовала твердая мысль, которая «все голодные, поопухали, работать не в возможности. Это кулаческое расположение духа поддерживало и правления колхоза, объявив свой колхоз голодающим. Ознакомившись со списком, мы нашли ряд семей, которые не заявили, чтобы им помогали». Между прочим, по Чутівському района за весь март продовольственная помощь была предоставлена 163 хозяйствам (при количестве сельского населения в районе 53 тыс. человек).¹³²

Репрессивная в своей основе хлебозаготовительная кампания 1932/1933 г., которая была организованная и осуществлена сталинской административно-командной системой, породила голодомор по своим результатам тождественный геноциду. Огромные человеческие потери понесла и Полтавщина. Но к сожалению, установить точную цифру граждан, которые погибли в трагические года, практически невозможно. Дело в том, что сведения п] демографические следствия голодомора на протяжении десятилетий советская власть оберегала как важнейшую государственную тайну. Еще в 1934-1935 гг. все документы об учете умерших в время голодомора 1932-1933 гг. были изъятые из органов ЗАГС и сельсоветов сотрудниками НКВС и навсегда исчезли.

Важным источником, который проливает свет на крайне неблагоприятную демографическую ситуацию, которая сложилась в 30-х годах в крае, как и по всей Украине, по вине сталинского руководства являются материалы всесоюзной переписи народонаселения 17 января 1939 г. Итоговые материалы переписи, которые сохранились в Держархіві Полтавской области, содержат сведения о населении всех административных районов Полтавской области состоянием на 17 января 1939 г., а также состоянием на 17 декабря 1926 г. (по той же территории), когда проводился предыдущая перепись населения.

В 1926 г. на площади в границах административно-территориальный деления Полтавской области 1939 г. (площадь 33,1 тыс. кв. км) проживало 2644 тыс. мужчина. А состоянием на 17 января 1939 г. население области составляло 2229,8 тыс. человек. То есть за 12 лет, которые прошли между двумя демографическими переписями, количество жителей Полтавщины не только не выросшее, а наоборот, сократилась на 414,2 тыс. человек, или на 15,7%.¹³³

 

Удельный вес населения по районам Полтавской области в 1939 г. в сравнении с 1926 г. (1926 г. = 100%) 134

 

ГОДА	НАСЕЛЕНИЕ              Городское                   сельское		все
1	2                               3		4
1. Великобагачанський		--                            80,4	80,4
2. Великокринківський		--                            62,7	62,7
3. Гадяцький	106,1                         86,2		88,5
4. Гельмязівський		--                            71,5	71,5
5. Глобинський		--                            76,1	76,1
й. Градизький		--                            77,1	77,1
7. Гребінківський	387,8                           84,1		84,1
8. Диканський		--                             78,9	78,9
9. Драбівський		--                             89,9	89,9
10. Згурівський		--                             82,6	82,6
11. Зіньківський	80,5                            82,0		81,7
12. Золотоніський	119,9                           88,6		94,2 .
13. Іркліївський		--                              78,3	78,3
14. Карлівський	171,1                           79,6		99,4
15. Кишеньківський		--                              66,4	66,4
16. Кобеляцький	81,1                             73,3		74,7

17. Ковалівський                                --                              91,8                             91,8

18. Козельщинський                      159,6                            73.9                            80,4

19. Комишнянський                          --                               80.9                            80,9

20.Котелевський                                --                               69,8                            69,8

21. Кременчугский                        139,8                            67,7                            97,9

22. Лазірківський                               --                               89,1                            89,1

23. Лохвицький                              114,7                            88,5                             92,8

24. Лубенський                              130,1                             86,2                            86,2

25. Машівський                                --                                81,6                             81.6

26. Миргородский                        144,1                            89,9                            100,2

27. Нехворощаиський                      --                                60,1                             60,1

28. Новосаижарський                    114,1                             75,0                            77,0

29. Оболонянський                            --                               82,8                            82,8

30. Опішнянський                           83,6                             72,5                             73,7

31. Оржицький                                   --                               82,9                             82,9

32. Петрово-Роменський                   --                               87,5                             87,5

33. Пирятанський                            113,9                           79,3                             85,6

34. Покрово-Багачанський                --                               81,5                            81,5

35. Полтавский                              141,7                            87.0                            114,3

36. Решетиловский                        83,7                              57,4                             65,4

37. Семенівський                            200,9                            70,5                             83,9

38. Сенчанський                               --                                 90,2                             90,2

39. Хорольський                             104,2                            90,6                             92,9

40. Чорнобаївський                           --                                91,9                             91,9

41. Чорнухинський                           --                                 89,7                             89,7

42. Чутівський                                 80,6                              75,4                             80,6

43. Шишацький                                 --                                 77,6                            77,6

44. Яготинский                               195,5                             57,1                             82,9

 

Наибольшее сокращение населения за период с 1926 по 1939 года состоялось в таких районах: Нехворощаиському — на 39,9%, Великокринківському — 37,3%, Решетиловскому — 34,6% , Кишеньківському - 33,6%, Котелевському — 30,2%, Опішнянському — 26,3%, Глобинському - 23,9%, Новосанжарському — 23,0 %, Градизькому 22,9%, Шишацькому - 22,4%, Диканському - 21,1%. В сдаче районов потери населения колебались в границах 20-10%. Лишь в двух районах наблюдался рост населения: в Полтавскому — 14,3% и в Миргородском за счет увеличения количества жителей Полтавы и Миргорода.¹³⁵

Сокращения численности население Полтавщины шло, прежде всего, за счет уменьшения числа жителей в сельской местности ни одному из 44 районов за период с 1926 по 1939 года не наблюдался даже наймінімальніший прирост населения. А в ряде районов сокращения сельского населения мало катастрофический характер. В Яготинському районе численность жителей сел за двенадцать лет уменьшилась на 42,9%, Семенівському — на 42,6%. Значительное сокращение населения состоялось даже в ряде городов и поселков городского типа. Так, в городе Зінькові жителей в 1939 г. было на 19,5% меньше, чем в 1926 г. в городе Кобеляки ~ на 18,9%, в поселках Чутове — на 19,4%, Опішня - на 16,4%, Решетилівка - на 16,3%.¹³⁶

Цифра сокращения население за 1927-1938 года на 414,2 тыс. чол., не может считаться окончательной, так как у нее не вошел естественный прирост жителей Полтавщины за эти же года. Как известно, под естественным приростом населения демографы понимают абсолютную величину различия между числом родившихся и умерших за определенный промежуток времени. В 1928 г. прирост населения Полтавщины составлял 18 чол. на 1000 чол. население, в 1939 г. — 18, 3 чол.¹³⁷ Поскольку 1927 г. не был худшей в демографическом отношении за 1928 г., можно считать, что прирост населения в 1927 г. был не менее, как 18 чол. на 1000 душ населения или с абсолютных величинах составлял 47,5 тыс. чол. Перемножив полученные 47,5 тыс. чол. на 12 лет, получим цифру 571 тыс. Итак, при благоприятной демографической ситуации населения Полтавщины в территориальных границах на начало 1939 г. мусило увеличиться за 1927-1938 года до 3215,0 тыс. чол. (2644 тыс. + 571 тыс, чол.). Но, фактически, население на начало 1939 г. оказалось только 2229,0 тыс., то есть на 985,2 тыс. чол. меньше за прогнозируемую его количество.

Понятно, что эту огромную демографическую потерю населения нельзя полностью отождествлять с человеческими жертвами голодомора 932-1933 лет. Указанная цифра включает и членов семей «раскулаченных» крестьянских хозяйств, депортированных за границы Полтавщины, граждан, которые были уничтожены ли заключенные в концлагеря во время массовых сталинских репрессий (только в второй половине 1937 г. — первой половине 1938 г. за далеко не полными данными НКВС УССР в Полтавской области за «контрреволюционную деятельность» было арестовано 12,4 тыс. чол.).¹³⁸ Не следует забывать и того, что из территории Полтавщины немало людей выехало за оргнабором и за собственной инициативой в Донбасс, индустриальные центры Украины, малоосвоенные районы Приморья, Казахстана и Сибири. Не жаль, полных данных о количестве раскулаченных» крестьян, про репрессированных за политическими мотивами 30-х годах, о числе лиц, которые прибыли и выбыли за границы Полтавщины в тот же период (такой учет органы статистики фактически наладили только с 1940 г.) в Держархіві Полтавской области нет. А без них установить точную цифру жертв голодомора практически невозможно.

Итак, насильническая коллективизация, «розселянювання» сельских тружеников и «воєнно-комуністична» продрозкладка породили настоящий коллапс сельского хозяйства. Тоталитарная система, безжалостно пограбив колхозников и единоличников в время хлебозаготовительной кампании 1932/1933 г., оставила их без надлежащей продовольственной помощи и тех самим обрекла крестьян на вымирание. Полтавскому краю «большой перелом» стоил около миллиона демографических потерь населения. Речь идет и о крестьянах, раскулаченных и высланных на Север, где их косила смерть от холода, болезней, непосильной работы, и о те, что были уничтожены, как «классовые враги», в концлагерях и тюрьмах, и о колхозниках и единоличниках, умерших в 1932-1933 гг. от невиданного в истории человечества голода, и о тех, кто так и не родился при минусовом приросте населения в первые годы после голодомора.

 

                                                    О.П.Ермак

председатель Полтавского отделения ассоциации

исследователей «Голод — 1933»