Голодомор уничтожил или покалечило целое поколение крестьянских детей на Украине. Губительность такого явления невозможно переоценить. Дети оказались наименее защищенной и наиболее пораженной категорией населения. По переписи 1926 года дети возрастом до 14 лет составляли 36 процентов сельского населения, то есть, больше его трети. Крестьянские семьи на Украине были многочисленными: в каждой семье рождалось от двух до десяти и даже больше детей. Такое же явление наблюдалось и на Полтавщине: в 1926 году детей возрастом до 4 лет здесь было 17 процентов, то есть, в голодный 1933 год им должно исполниться по 10 лет. Но не судилось. Войну против детей, в первую очередь, большевики оправдывали "исторической необходимостью", и отсутствием "буржуазной сентиментальности" в выполнении решений партии. Она стала способом проверки качеств "настоящего коммуниста".

В этом сообщении, опираясь на те воспоминания очевидцев голодомора, которые кажутся наиболее достоверными и лишенными чрезмерных эмоций /хотя очень тяжело найти подобные воспоминания!/ ставим перед собою задание: систематизировать данные о приблизительном количестве умерших на Полтавщине детей согласно их возрасту, пола, установить, какой процент приходится на детскую смертность; проследить судьбу детей, ставших сиротами в годы голодомора; понять какой отпечаток на состояние современного села на Полтавщине оставили последствия голодомора.

Для большей объективности исследования нами выбрано 60 семей из разных районов Полтавщины, члены которых погибли в годы голодомора. Эта выборка базируется на воспоминаниях Сколибог Галины Григорьевны из села Кошмановки Машевского /бывшего Красноградского района/, Яриз Марии Корнеевны из села Великий Кобелячек Новосанжарского района, Васильченко Ларисы Васильевны из села Белики Кобелякского района, Кардаша Афанасия Захаровича, Шараевой Александры Хрисантиевны, Олейник Варвары Емельяновны из села Ряское Машевского /бывшего Нехворощинского/ района, Новохатько Евдокии Петровны, Гришко Марии Максимовны, Ландарь Анны Ивановны, Засенко Анны Ивановны, Ляшенко Софьи Даниловны из сел Сахновщины и Маниловки Машевського /бывшего Красноградского/ района.

Главным требованием выборки было полное знание данных о семье: сколько взрослых умерло, сколько погибло детей, какого они возраста и какого пола. Установлено было даже то, что некоторые женщины умерли беременными, так и не дождавшись рождения еще одного ребенка. Если в воспоминаниях очевидцев высказывалось хотя бы одно сомнение относительно указанных выше требований, то такая семья к выборке не включалась. Поэтому считаем, что эти данные объективны и достоверны.

Собирая показания очевидцев голодомора 1932-1933 годов, мы обратили внимание на то, что в живых остались на нынешнее время преимущественно женщины 1921-1928 гг. рождения и очень мало, буквально единицы, мужчин этого же периода. Их забрали голодомор и война.
Гришко Мария Максимовна, 1928 года рождения, из села Маниловки Красноградского района /теперь это село не существует, так как большая часть его жителей умерли в годы голодомора/ вспоминает:

"У нас семьи была большая, 8 человек, мы имели все, а потом, во время хлебозаготовок все, что можно было есть, забрали. Брали не только хлеб, а и фасоль, тыквы, подсолнух. Весной 1933-го стали потихоньку умирать: дедушка, отец, мать, две сестры, два брата. Кто и где их похоронил, я не знаю, так как была маленькой. Я очень была пухлой. Собирала разные отбросы, этим и жила. Какая-то добрая душа обратила на меня внимание, и я попала в детский дом в Полтаву, где было тоже очень голодно... Горькое чувство сиротства пронесла я с того времени через всю свою жизнь, как и страх голодной смерти".

Очевидцы говорят, что сирот было очень много в те годы на Полтавщине. Некоторые из них находили себе приют в семьях родственников /как Коваленко Секлета Петровна из села Новопавловки Карловского района, которую вместе с ее братом приютила семья дальней родственницы после смерти отца/. Часть детей бродила в поисках чего-то съедобного от села к селу, проходя десятки километров. Они, как скотина, паслись в полях, рвали сорняк, обдирали кору деревьев.

Необходимо также отметить, что каких-то дополнительных источников для получения еды на территории региона не было, так как вся его площадь очень слабо залеснена /от 1-2 % на северном востоке до 3- 5% на западе/. В лесу можно было найти какой-то съедобные корни, травы, поохотиться на зверя или птицу, в степи же таких возможностей не было.

Сиротами остались также дети осужденных по "закону о пяти колосках". В то время, как их родители отбывали суровое наказание за несколько срезанных на колхозном поле колосков или за сто-двести граммов дерти для свиней /как это произошло с Лазебной Мотрей Афанасьевной из села Ряское Нехворощанского района/, дети расходились в поисках кусочка хлеба кто куда и часто уже не находили родных, так и оставшись на всю жизнь сиротами при живых родителях.
И все же особенно поражает картина детской смертности на Полтавщине, в благодатном крае с наилучшими в мире черноземами. Дети умирали от голода, болезней, становились жертвами каннибалов. Нами собрано около 550 свидетельств очевидцев голода, и в каждом из них говорится о случаях каннибализма. Не трудно сделать вывод: явление это было распространенным и, чаще всего, его жертвами становились дети, которые не могли себя защитить. Об этом вспоминают Гришко М.М, Ландарь Г.И., Новохатько Е.П., Засенко Г.И., Ляшенко С.Д. и др. Каннибалы даже пустили слух о пользе детского мяса и продавали его на базаре в Кременчуге и Полтаве. Конечно же, до этого сумасшествия людей доводил голод.

Случаи людоедства, как одного из видов сумасшествия, можно классифицировать так:

1) чаще всего к нему прибегали женщины, потерявшие разум от невозможности прокормить своих детей. Жертвами, как правило, становились самые младшие и самые слабые дети в собственной семье или украденные дети соседей, у которых не было сил себя защитить. Часто такие сумасшедшие охотились на детей-сирот, блуждающих в поисках пищи около человеческого жилья;

2) иногда голодными людьми выкапывались трупы умерших и использовались в пищу /трупоедство/;

3) наиболее ужасным была охота на людей, когда шайка бандитов "заготавливала" человеческое мясо и наживалась на этом /упоминание об этом встречаем в 17-ти воспоминаниях очевидцев/.
Это нечеловеческое явление наложило свой отпечаток на человеческую психику, в особенности на детскую. У детей, чудом спасшихся от каннибалов, она осталась навсегда травмированной.
Собранные нами данные свидетельствуют о высоком уровне детской смертности на Полтавщине в 1932-33 годах. Если по Украине он составлял около 40% от общего количества жертв /этот процент поддерживают и Р. Конквест, и М. Максудов, и С.Кульчинский/, то на Полтавщине - 66% /с 335 охваченных выборкой жертв голодомора 229 - дети от 0 до 16 лет/. Причем, эта цифра будет еще большей, если учесть не родившихся, умерших вместе с матерями, и категорию 17-18 летних.

По свидетельствам очевидцев, в первую очередь умирали маленькие мальчики и мальчики 11-16 лет /подросткового возраста/. В нашем исследовании их частица есть наибольшей. Если всего мальчиков умерло около 60 %, то 11-16-летних из них - 82%. Смертность среди девочек была на 20-30 % ниже. Наверное, это объясняется давно известным в человеческом обществе явлением большей выносливости и живучести женского организма сравнительно с мужским, поскольку женщина генетическое призвана продолжать свой род. Более устойчива к разного рода испытаниям, она лучше адаптируется в экстремальных условиях. Так, в селе Сахновщина Красноградского района, в 15-ти семьях умерло 30 мальчиков и 18 девочек; в селе Маниловка этого же района - в 7-ми семьях умерло 16 мальчиков и 8 девочек; в селе Белики Кобелякского района в 4-х семьях умерло 12 мальчиков и 6 девочек; в селе Веремеевка Кременчугского района - в 5-ти семьях умерло 16 мальчиков и 6 девочек; в селе Ряское Нехворощанского района - в 23-х семьях умерло 54 мальчика и 24 девочки.

Несколько меньше умерло детей от 0 до 5 лет. Но здесь, мы считаем, следует учесть такое: а) в начале 30-х годов XX ст. в украинском селе на Полтавщине стало рождаться меньше детей, что было связано с раскулачиванием, насильственной коллективизацией, общей нестабильностью в обществе; б) в годы голодомора совсем не велся учет не родившихся детей и детей возрастом до одного года.

Если сделать в нашей выборке анализ детской смертности согласно возрастным категориям, то увидим, что возраст наибольшей части составил 11-16 лет (46% от общего числа умерших детей ), за ними идут 6-10-летние (33%); 21 процент приходится на детей возрастом от нуля до пяти лет. 
Итак, в результате исследования мы пришли к выводу, что детская смертность на Полтавщине составляла 66% от общего количества жертв голодомора. Дети были наименее защищенной категорией населения. Они погибали как от голода, так и, в первую очередь, становились жертвами эпидемий, холода, физического истощения, попадали в руки каннибалов. В этом отношении юг современной Полтавщины можно считать одной из наиболее пораженных территорий Украины. Детская смертность здесь значительно расширяет социально-демографические рамки жертв голодомора, а процент свидетельствует о его глобальном характере и катастрофических последствиях для всего украинского народа.
Существует очень много свидетельств очевидцев о том, как крестьяне вели своих детей в большие города и железнодорожные станции и там оставляли в надежде, что хоть дети как-то выживут. Назаренко Павел Иванович, житель села Ряское, вспоминает о своих соседях, мальчиках 7-8 лет, родители которых умерли. Один из них Тютюнник Саша, с группой таких же, как он детей дошел сначала до станции Селещина, а потом до Полтавы. Попрошайничал, в Полтаве чуть не стал жертвой людоловов: спасло то, что был очень худым и на него не польстились. Со сворой бездомных добирался даже до Ленинграда. Несколько раз задерживался, направлялся в детские учреждения, но оттуда убегал, так как там тоже было очень голодно. Когда, уже в 1939 году, 14-летним возвратился в родное село, то никого из родственников не застал в живых. В 1945 году в Берлине он погиб.

Другой мальчик, Шевченко Федор, был отвезен на станцию Селещина и оставленный там. Дело в том, что на больших железнодорожных станциях голодных детей периодически собирали и отдавали в детские дома Полтавы, Кременчуга, Харькова, где было хотя какое-то питание. Тем не менее Федор самостоятельно /а было нему восемь лет/ добрался до Харькова, где на железнодорожном вокзале попал в детскую преступную шайку.

О детских преступных шайках на железнодорожных станциях того времени есть очень много свидетельств очевидцев. Женщины, уходившие из дома в надежде обменять вещи на продукты питания /у нас есть около тридцати таких свидетельств/, говорят, что особенно опасными были вокзалы в Кременчуге и Харькове; больше порядка было в Полтаве, хотя и тут бывали неприятные случаи, когда группа из 10-12-ти подростков /преимущественно четырнадцатилетние, хотя среди них попадались даже 5-6-летние дети/ окружала человека и забирали у него вещи и продукты. Эти шайки занимались, в основном, мелкими кражами у пассажиров, некоторые находили лазейки к составам с зерном и потом обменивали это зерно на деньги или украшения, а те, в свою очередь, на хлеб. О таком случае вспоминает жительница с. Кошмановки Клименко С.М., которая в 1933 году, весной, на вокзале в Полтаве за два золотых сережки выменяла у бездомных /их она называет "урками"/ 10 кг зерна и этим спасла своих умирающих детей. Софья Михайловна свидетельствует, что бездомными тогда на вокзале "аж кишило", и она боялась, чтобы другая шайка у нее то зерно не отобрала.

Весной 1933 года наблюдается явление массового уничтожения бездомных детей. В марте на Полтавском железнодорожном вокзале "специальный вагон перевели на боковую колею, и детей, толпившихся вокруг в поисках еды, количеством до 80, загнали в него силой с намерением везти в колонию. Им дали суррогатного кофе из поджаренных зерен и немного хлеба. Тем не менее, дети быстро умерли, и их пришлось похоронить неподалеку".

Подтверждением этого факта могут быть воспоминания Грицини Феклы Кондратьевны, жительницы села Жуковки Красноградского района, ныне покойной, которая в 1933 году ездила менять вещи на хлеб, и путь ее несколько раз пролегал через полтавский железнодорожный вокзал: "Часто, по несколько раз в сутки, проводились облавы на беспризорных детей, да и нам, беспаспортным, доставалось. Но более всего было жалко все-таки детей. Их ловили десятками, сотнями, закрывали в товарных вагонах. Дети кричали, вырывались, вопль стоял на пол-Полтавы... Однажды, когда я уже возвращалась домой из поездки, на вокзале услышала: детей закрыли в вагонах и они все там умерли... Люди сказали, что тех детей было больше сотни"...

Говоря о детской беспризорности и преступности в годы голодомора, возвратимся к судьбе уже упоминавшегося нами 8-летнего мальчика из села Ряское Нехворощанского /теперь Машевского/ района Шевченко Федора. Голодное лихолетье забросило ребенка в Харьков - "столицу голода и отчаяния". На улицах города зимой и весной 1933 года появились тысячи беспризорных. Во время одной из облав Федя попал в Салтовськие бараки, однако его там надолго не оставили, так как мальчику было больше, чем пять лет. Снова попрошайничал, на харьковском вокзале попал в группу "урок". 12-15-летние преступники были особенно жестокими: за наименьшую провинность могли побить и даже убить. Научился красть кошельки, мелкие товары в магазинах, постепенно перешел к более "значительным" делам, несколько лет провел в детской колонии для несовершеннолетних преступников, откуда довольно органично перешел в криминальный мир. Его жизненный путь закончился в тюрьме города Харькова в довольно молодом возрасте - так вспоминают односельчане.

Из этого случая /а подобных в ходе исследования нам встретилось еще четыре/ можмо сделать вывод: дети, ставшие жертвами голодомора, но чудом оставшиеся в живых, пополняли ряды криминальных элементов, так называемых "урок", какой существовал как среда с отдельный культурой, со своими законами и собственным жаргоном с давних-давен. В начале 1940-х годов "урок" приблизительно насчитывалось от полмиллиона до миллиона лиц. О младшей их части, какую составляли мальчики-подростки, как правило, говорят, что это были наижутчайшие преступники, не имеющие никаких укоров совести не признавшие никакой ценности человеческой жизни.

Исходя из сказанного выше, как вывод, можно отметить: Детская беспризорность и преступность в 30-х годах на юге Украины была прямым следствием голодомора, его порождением. Десятки тысяч крестьянских детей занимались попрошайничеством, мелкими кражами, объединялись в преступные шайки. Беспризорные дети собирались на крупных железнодорожных станциях региона / Полтава, Кременчуг, Селещина, Карловка, Красноград, и т.д./, а некоторые из них попадали даже в Харьков. 20-25 % таких детей попадали в детские колонии, около 5% криминилизировались и становились преступниками.

Прогнозируя пути развития предложенной нами темы исследования, отметим, что она одна из тяжелейших в комплексе научных и социально-демографических проблем, порожденных голодомором 1931-1933 гг. В живых остается все меньше свидетелей событий: старые люди умирают, а младшие в то время были совсем малыми детьми, их свидетельства часто расплывчаты и не совсем точны. Тем не менее, поисковую работу необходимо продолжать, чтобы сделать понятной и поучительной для потомков это белое пятно украинской истории, чтобы подобные явления больше не смогли повториться.

МЕТОДИКА ПОИСКОВОГО ЭКСПЕРИМЕНТА 
1. Методы:
- анализ письменных свидетельств очевидцев /переписка;
- анализ школьной документации;
- анализ статей районных газет из проблемы;
- работа в архивах;
- опрашивания-беседы;
- анкетирования;
- структурированные интервью;
- групповые интервью.
2.Способы фиксирования информации:
-складывания таблиц;
-отдельные выписки из документов;
-запись бесед;
-отметки на карточках интервью;
-систематизация анкет за степенью достоверности;
-магнитофонная запись;
-вырезки из газет.
3.Результаты:
-собран писем-91;
-собран письменных свидетельств-208;
-проведен анкет-43;
-проведен структурированных интервью-109;
-проведен групповых интервью-8;
-проведен бесед-5 2;
-проанализирован 43 статьи районных газет и документацию 22-х школ.

Гулак В.И.

<< НА ПЕРВУЮ