ИВАН НАЛИВАЙКО
 "ГОРЬКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ УЖАСНОГО ТЕРРОРА"

Вместо пролога

Полтава. Улица Ленина, дом №38, квартира №10. Если можно назвать это помещение квартирой. До революции богатый извозчик выстроил конюшню, которую при Советской власти переоборудовали под жилье. Теперь оно в аварийном состоянии. Крыша, будто решето, латаные-перелатаные стены круглый год мокрые и удивительно, что еще до сих пор стоят. Вот в такой, с разрешения сказать, квартире с послевоенных лет и жил полтавчанин (с тех пор, как он поселился в нашем городе, минуло полвека) Вячеслав Антонович Вальчак, По национальности - поляк. Бывший редактор польской газеты "Глос млодзежі", что выходила в Харькове, а со временем - в Киеве. Узник сталинских лагерей, "враг народа". Это позорное клеймо он носил свыше пятидесяти лет. Только 21 марта 1990 года он был реабилитирован, возобновлен в партии.

Когда я впервые посетил Вячеслава Антоновича, хозяин встретил меня с надеждой в глазах, так как думал, что я из горисполкома и принес отрадную весть об улучшении его жилищных условий. Узнав о цели моего прихода, откровенно сознался: "Моя жизнь будто длинное поле колючей стерни, по которой пришлось все время ходить босиком. Если бы описать ее, то хватило бы на целую книжку. Несколько раз брался за перо, и каждый раз, правду говоря, страх останавливал меня. Был я клеймен. И за такую "крамолу" меня могли снова упечь за колючую проволоку, а то и расстрелять. И такое бывало. А когда правда открылась людям, у меня ни сил, ни здоровье не осталось. Только во сне и в часы стариковских раздумий встают те ужасные годы, видать, до последних дней будут растравляться душевные раны. Хотя находятся теперь молодцы, которые хотели бы, чтобы народ и дальше не знал правды о недалеком прошлом. Скажем, довольно сыпать соль на раны, обвинять во всех грехах Сталина. Ведь он уничтожал врагов революции. А это - чистейшей воды демагогия. Замалчивания трагических страниц - это преступление не только против светлой памяти тех, кто полег от топора сталинских опричников, а и против нынешних и грядущих поколений. В прошлом году я написал письмо Михаилу Сергеевичу Горбачеву, Генеральному секретарю партии коммунистов, в котором описал, что произошло со мной. Я не нарекал, не плакался, но сказал ему, что я был и остался членом партии Ленина, который всегда был убежден, что партия и ее узурпаторы - не одно и то же. На партию я никогда не был в обиде".

Я слушал Вячеслава Антоновича и замечал, как его худые стариковские плечи расправились, а в глазах вспыхнул яркий огонек. Смотрел на него, и в моем воображении возникал то упорный юноша-комсомолец, то энергичный редактор польской молодежной газеты, то измученный, больной цингой лагерник. За длинную жизнь всего было. Но вытерпел, выстоял.

После первой нашей встречи я еще несколько раз приходил к Вячеславу Антоновичу Вальчаку. И каждый раз мой журналистский блокнот пополнялся новыми запасами, фактами, именами. Так и родился этот материал о коллеге-газетчике.

Кое-что из биографии

Антон Войцехович и его жена Амелия Ивановна - уроженцы Варшавской губернии - в поисках работы переезжают в 1900 году в Петербург. Смышленый слесарь Вальчак устраивается на Балтийский судостроительный завод. Болезненная жена вела домашние дела, присматривала за первенцем Генрихом. А 11 октября 1905 года на мир божий появился еще один сынок, которого нарекли Вячеславом, или ласково - Вацеком. Через два года семья пополнилась дочуркой Юлькою. А потом родилась еще одна девочка, которую назвали Брониславой. Вячеслав сначала закончил школу при костеле, а после этого учился в средне начальной. Но в 1918 году умирает мать, и отец отдает детей в детский дом. Трудные были первые революционные годы: голод, холод, бедность. Когда бы не детдом, то едва ли выжили бы.

Девятнадцатилетним Вячеслав направляется на фабрику имени Желябова. Пять лет здесь он протрудился. Сначала учеником ткача, а овладев профессией, стал ловким ткачом. Еще учась в трудовой школе, в пятнадцать лет он вступает в комсомол, а придя на фабрику, возглавил цеховую комсомольскую, а со временем – фабричную ячейку. Здесь же его принимают в октябре 1927 года в партию большевиков. А через какой-то год в числе пятидесяти поляков-коммунистов ЦК ВКП(б) направляет Вальчака на Украину для работы среди польского населения, которое проживало близ границы с господской Польшей. Так Вячеслав оказался в Проскурове (ныне Хмельницк), где его назначили инструктором окружкома комсомола. А когда были ликвидированы округи, Вальчака избирают секретарем Волочиского райкома КСМ. "Это были интересные, кипучие годы в моей жизни, - вспоминал Вячеслав Антонович. - Все время в разъездах, среди молодежи, которая горела желанием перестроить мир, училась сама и учила других".
В 1931 году ЦК КП(б)В рекомендует Вальчака на должность редактора газеты "Глос млодзежі".

За редакторским столом

Он никогда не мечтал о редакторском кресле. И когда в ЦК партии и ЦК комсомола республики предложили ему возглавить редакцию польской молодежной газеты Вячеслав отказываться не стал, так как считал, что так надо. Конечно, он не имел никакого журналистского опыта, да и образования не хватало. Однако за плечами была средняя школа, крепкая рабочая закалка, определенный багаж комсомольской работы.

"Глос млодзежі", как и его польская партийная газета "Серп", выходила уже не первый год в тогдашней столице Украины - Харькове. За это время изменилось несколько редакторов, да и редакционный штат был нестабильным. Итак, ЦК комсомола, назначая Вальчака редактором, возлагал на него надежду, что он сплотит коллектив редакции, газету сделает авторитетной.
- Наша редакция, - припоминал Вячеслав Антонович, - была неподалеку Благовещенского собора. Имели две комнаты на втором этаже какого-то, кажется, складского помещения. Газета печаталась форматом настоящей районки, на четырех полосах, тиражом около двух тысяч экземпляров. А вот забыл, трижды или дважды в неделю. Ой, как это было давно. Но всех своих сотрудников хорошо помню. Жили мы все в общежитии. Моим заместителем был Бронислав Билевич, секретарем редакции - Михаил Сидлецкий. Солидностью отмечался только Эдвар Носкевич - наш литредактор. Он и годами был немного старше. Беспартийный, а мы все - комсомолята. Кроме заведующего сельскохозяйственным отделом Тадеуша Ценжарека, который состоял в браке с технической секретаршей редакции Станиславе Мазурковской, мы все еще были холостяками. Работали дружно, с подъемом.

В июне 1934 года редакции пришлось распрощаться с Харьковом, так как все республиканские учреждения переехали в Киев, который снова стал столицей Украины. Хлопот было вдоволь. Почти все согласились ехать на новое место. По приезду в Киев их поселили в общежитие, редакция заняла три комнаты по улице Красноармейской, рядом с Бессарабской площадью. В двух кабинетах разместилась "Глос млодзежі", а в третьем - редакция новообразованного польского детского журнала "Бондзь готув" ("Будь готовь"). Редактором этого издания был тоже Вячеслав Вальчак. Итак, на его плечи легла двойная нагрузка. Но он никогда не жаловался на перегрузки, а исправно тянул редакторскую телегу. В этом же помещении рядом находилась и редакция польской партийной газеты "Серп". Вальчак имел партийное поручение - был руководителем и пропагандистом комсомольской школы этой редакции. А кроме того, ему приходилось очень часто выезжать в села, где компактно проживали поляки, то с докладами, то с лекциями, то на организацию подписки на заем. Чаще всего он бывал в Мархлевском районе - своеобразном польском оазисе.

После страшного голодомора тридцать третьего следующий год начался арестами выдающихся представителей украинской интеллигенции. А уже после убийства Кирова закрученная Сталиным репрессивная пружина стала безумно разматываться. Тревога, предчувствия беды гадюкой заползали в человеческие души. Черная тень бедствия легла и на небольшой коллектив "Глоса млодзежі". С ЦК частыми были грозные звонки. Партийные функционеры находили в том или другом материале какую-то крамолу. Редактор и коллектив редакции были крайне нервные, задерганные. Такое угнетенное состояние журналистов, наверное, и привело к той фатальной ошибке, которая произошла в газете от 17 января 1935 года. В тексте приветствия делегатов XIII Всеукраинского съезда Советов, адресованному ЦК ВКП(б), дорогому отцу Сталину, в одном с абзацев были пропущены слова.

- Как всегда, подписав газету в печать, - рассказывал Вячеслав Антонович, я взял один экземпляр и пошел домой. По быстрому поужинав, решил перечитать страницы. Прочитав, уже в который раз, приветствие, я чуть не потерял сознание. "Обязуемся беспощадно громить любые старания, остатков разбитых врагов, которые стараются (эти два слова были пропущены, тому содержание дальнейших уверений зазвучало крамольно) снизить единство трудящихся СССР, вредить строительству социализма, делу мировой пролетарской революции"'.

Прыгали строки, слова. Я понял, что злосчастная ошибка - это мой конец. Я побежал в типографию. Тираж уже был отпечатан. Пришлось все 1700 экземпляров задержать. Утром я сообщил об этом досадном факте ЦК и управлению НКВД. Я знал, если не сделаю сам, то об этом сообщат органам мои доброжелатели. Начались разборка, вызова к начальству. По партийной линии мне записали строгий выговор и, конечно, освободили от должности. А как только передал редакционные дела, теперь уже и не припомню кому, ощутил, что не сегодня - завтра меня заберут. Мое сердце недаром предвещало. Ночью с седьмого на восьмое февраля 1935 года меня арестовали.

Фабрикация дела №1345

Справка об обыске и аресте удостоверяет, что эту акцию совершил энкаведовец Вовк. При этом было изъято у Вальчака партийный, комсомольский и воинский билеты, наручные часы, несколько писем от сестер и друзей, один воротничок, три запонки, резинку, звездочку, облигаций на сумму 775 рублей и 100 рублей денег. Каких-либо вещественных или письменных доказательств его причастности к контрреволюционной ПОО (Польской организации освобождения), конечно, при обыске не было найдено. Но это ничего не значило, его арестовывают и отправляют в тюрьму киевского управления НКВД. Начались ночные допросы. Так на мир появилось следственное дело под номером 1345.

Что же инкриминировали теперь уже бывшему редактору Вальчаку? Прежде всего, его заставляли сознаться, что он - активный член польской контрреволюционной организации ПОО. Легенда, составленная следователями, была такая: Вальчак, работая редактором, будто по служебным делам часто бывал в польских национальных поселениях, где вербовал новых членов для подпольной работы. Так, в Мархлевском районе он привлек к ПОО немалую группу комсомольцев. А к штату редакции подбирал своих приверженцев, которые писали материалы, пронизанные вражеским духом, а допискам рабселькоров, которые сигнализировали о вредительских действиях контрреволюционных элементов, которые окопались на предприятиях, колхозах, учреждениях, хода не давал. О том, что Вальчак был активным членом этой вражеской националистической организации, удостоверили на допросах Родак, Михайлов-Лапинський, Яницкий-Котуцкий и Клинович. Но наиболее страшным преступлением, конечно, была политическая ошибка, которая будто умышленно была допущена в газете от 17 января 1935 года.

- Подвергали допросу меня почти каждую ночь, - вспоминал Вячеслав Антонович. - Правда не били, но заставляли по восемь-десять часов выстаивать перед следователем. Ноги подкашивались, голова делалась тяжелой, из-под ног выскальзывал пол. Все надуманные обвинения я категорически отметал. Тогда следователь начал вызвать на очную ставку моих бывших сотрудников по редакции. Меня досадно поразило, что все они свидетельствовали против меня.

Для киевских следователей (а их было несколько, так как не выдерживали упрямства Вальчака) этот поляк выдался крепким орешком. Что они не делали, какие условия не ставили, но он отверг сфабрикованные обвинения, не подписывал протокол допроса. Больше года тянулось следствие. Его счастье, что это был тридцать пятый, а не тридцать седьмой. Но каким твердым не был Вальчак, в его следственном деле уполномоченный особого отдела киевского спецкорпуса НКВД Сироко запишет окончательный вывод, а его непосредственное начальство в лице Самойлова - утвердит. В этом документе будет сказано, что "хотя арестованный Вальчак и не признает себя виновным, но в ходе следствия установлена его контрреволюционная деятельность и что он являэтся социально опасным, поэтому, руководствуясь постановлением ЦВК СССР от 10.07.34г., следствие считает необходимым направить его дело в Особое Совещание при НКВД СССР с ходатайством о заключении Вальчака в контрреволюционный лагерь сроком на пять лет". Это представление было датировано 9 апреля 1935 года.

Наверно, подобных следственных дел Особое Совещание при НКВД СССР имело великое множество. Только 2 августа 1935 года она вынесла приговор Вальчаку В.А. - пять лет "лагерной перековки". Но этапирование осужденного снова почему-то задерживалось. Он продолжал сидеть в киевских казематах. И только 31 мая 1936 года Вальчак вместе с другими "врагами народа" был отправлен в далекую, строгую Воркуту.

За колючей проволокой

- Дорога на север была длинной и тяжелой, - вспоминал теперь Вячеслав Антонович. - До Архангельска везли поездом. В каждом купе, верней, зарешеченном отсеке вагона - по двенадцать арестантов. Кормили, наверное, умышленно селедками. А воду давали только на больших станциях. Ужасно мучила жажда. Языками лизали вспотевшие оконные стекла окон, металлические вещи. Не меньшие мучения терпели от вшей. В Архангельске нас пересадили в какое-то чахлое судно, и поплыли мы Белым, Баренцевым морями вплоть до устья Печоры. Оттуда - баржей по речке. Верите - не верите, тот адский путь был устелен трупами безвинных людей. И ни слез, ни молитв родных и близких. И сегодня вздрагиваю от воспоминания о том страшном путешествии.

В конце июля нас таки доставили в Воркуту. Шел снег. Тогда еще не было современного города. Тундра. Болота. Вечная мерзлота. Тучи мошкары. Среди этого холодного вида маячили бараки и палатки, набитые лагерниками. Мы тогда закладывали первую шахту. Работа трудная, изнурительная. Лом, лопата, тачка - вот и все орудия. Кормили нас так, чтобы только не подохли. А умирало нас там видимо-невидимо. Холод, голод, нужда, цинга и страшная тоска по родным местам и близким людям. Ни письма, никакой вести, будто на том свете. Чего здесь не пришлось увидеть и пережить. Один ужасный случай никак не забуду. Приправили в Воркуту партию политических, как тогда называли, отчаянных троцкистов. Говорили, что их было около трех тысяч. Новоприбывшие узники поставили перед лагерным руководством свои условия: требовали газет, книг, журналов, а также разрешения на переписку. Когда же их требования не будут удовлетворены, они объявят голодовку. В ответ гулаговское начальство приказало всех выгнать на площадь. А потом ударили по ним из пулеметов. Что-то страшное и невиданное это было. Сколько минуло лет с тех пор, а мне часто снится один и тот же сон, будто я среди обреченных. От ужаса просыпаюсь, а сердце едва не выскочит из груди.

- Почти четыре года пробыл в том аду, - продолжал свой рассказ Вячеслав Антонович. - Год, что я просидел в энкаведовских подвалах, мне тоже зачислили. Так вот, в марте сорокового мне выдали документы о том, что я отбыл свой срок. Было предложено выбрать место поселения. Назвали Полтаву, Суммы, Чернигов, Нежин. Выбрал Полтаву, так как еще, работая в комсомоле, я гостил у полтавских друзей. И уже тогда город на Ворскле мне пришелся по душе. И хотя Полтава теперь была, так сказать, местом моей ссылки, я ехал туда со светлой надеждой.

Хождения по мукам

Полтава вчерашнего лагерника встретила весенним солнцем. Прежде всего Вальчак, как ему приказывали в лагере, побывал в областном управлении НКВД. Потом пошел искать работу. Куда не пойдет, готовы с дорогой душой взять, и только станет известно, что он только что пришел „оттуда", сразу находят десятки причин, чтобы отказать. Что делать? Жить нигде. Ночь-другую переспал на вокзале, где в любую минуту могли задержать за бродяжничество и снова упечь за решетку. Пришлось направляться к прокурору города, а от него снова в управление НКВД. Только после тех хождений таки взяли рабочим на электростанцию. Дали место в общежитии.

Сперва его сторонились – как не как "враг народа". Ой, как нелегко человеку в тридцать пять лет быть чужаком среди своих. Одиноко и угрюмо. И все же обнаружилась одна искренняя душа, которая не побоялась связать свою судьбу с его, клейменной. После октябрьских праздников они и поженились. Звали ее Ксенией Даниловной, фамилия – Мозговая. Наняли крохотную комнатушку близ Ворсклы, Там и зажили тихой семейной жизнью.

И не успело отогреться сердце бывшего лагерника супружеским теплом, как громыхнула война. На следующий день Вячеслав Вальчак пошел в военкомат, но там дали понять, что обойдутся без него. Ходил и вторично - но снова сказали: пока что работайте. А когда враг подходил к Днепру, таки согласились взять на фронт. Их эшелон попал в окружение. Командование дало приказ пробираться к своим, кто как сможет. Где-то на Черниговщине Вальчак тяжело заболел, а как немного отошел, в ночные часы, чтобы не попасть на фашистов, пробирался к Полтаве. Когда пришел в город, там уже хозяйничали чужеземцы. Жена едва узнала мужа - худой, осунувшийся. Некоторое время Вячеслав Антонович отсиживался дома, не работал. Но надо же как-то жить. Пришлось устроиться плотником в городской парк. Но недолго здесь он трудился. Однажды его принудили делать рамки для портретов Гитлера. Он категорически отказался выполнять это поручение, а значит вынужден был оставить роботу. Тогда подрабатывал плотником у людей, однако такая возможность выпадала не всегда. Желающих строиться в годы войны почти не было.

А как только советские войска освободили Полтаву, Вальчак пошел воевать. Честно воевал вплоть до Победы. На этот раз судьба смилостивилась над ним. Живой остался, даже не был ранен. Возвратившись с фронта, он снова пошел на свое предприятие - Полтавское управление Укрелектромонтаж. Теперь его назначили инженером по кадрам. Но доносчик проинформировал соответствующие органы о прошлом инженера. Вызвали Вальчака в органы, но на этот раз не стали трогать фронтовика. Наоборот, вежливо побеседовали, сказали, чтобы он спокойно трудился. А позднее он был и слесарем, и кладовщиком, нормировщиком и учетчиком, а в конце - мастером. В 1970 году вышел на пенсию. Пенсия была мизерная - 68 рублей, но как-то выкручивались. Пять лет тому назад постигло горе - похоронил жену, остался сам. Невыносимо тяжело было, но что поделаешь.

- Вся моя жизнь, - будто подытоживая свой рассказ, говорил Вячеслав Антонович, - сплошное хождение по мукам. Сам испытываю удивление, как до сих пор еще, как это говорят, еще хожу по земле.

Под конец я спросил Вячеслава Антоновича, не сетовал ли он за журналистским делом и не было ли желания возвратиться к этой профессии - "Что и говорить, жаль было - почти пять лет отдал газете. Но для меня дорога в журналистику была закрыта. Да и кто бы взял на работу "врага народа?" Так вот, осталось только читать газеты, теперь это делать с каждым днем становится все тяжелее - слабеет зрение. Недавно прочитал в "Известиях" волнительную статью о фронтовике Журавлеве, который наложил на себя руки, а верней, убили его бездушностью те, для кого законы не писаны. Сколько еще несправедливости на свете"!

Неуютная старость

Лозунги длительное время застилали нам реалии нашей жизни. Мы любили хвалиться достижениями и будто не замечали недостатков. А их - вдоволь. Наибольший среди них - плохая социальная защищенность. Если человек на закате дней остается без поддержки родных и близких, то государственная помощь сведена к минимуму. Это горькое обобщение подтверждает горькая судьба, неуютная старость Вячеслава Антоновича Вальчака.

Неужели человек, который отдал своей стране и молодость, и силу, и здоровье, прошел через пытки сталинских тюрем и лагерей, с оружием в руках освобождал Родину от фашистской нечисти, честно трудился вплоть до пенсионного возраста, не заработал у своего государства не хором, а даже обычной однокомнатной квартиры с удобствами.

- Пока моложе был, - сетовал Вячеслав Антонович, - как-то мирился, понимал, что не один я так живу. А как стал совсем немощным... Одно слово - очень тяжело. В прошлом году инфаркт совсем меня подкосил. Не знаю, что бы я делал, если бы не было рядом Нины Дмитриевны, женщины, которая помогает мне.

Через какую-то минуту он продолжил свой невеселый рассказ: "Этой весной решил пойти на прием к народному депутату Федору Демченко, думал, что он поможет выбраться с этой развалюхи. Он мне доходчиво разъяснил порядок распределения жилой площади, посоветовал стать на очередь. В какую становиться очередь в восемьдесят пять лет? Я обратился к председателю горисполкома И.М. Оноприенко. На мое заявление через месяц пришел ответ. В нем тоже было детально описано, какие справки нужно оформить, чтобы встать на квартирный учет. Мне не бумажка нужна, а жилье. Махнул я тогда на все рукой.

Ответ, которые получил на свое ходатайство ветеран партии, фронтовик, реабилитированный узник сталинских лагерей, инвалид второй группы Вячеслав Антонович Вальчак, не нарушают законодательства.

Депутат не имеет в своем распоряжения квартир, да и горисполком не вправе на собственное усмотрение раздавать жилье. На то есть закон. Но для того же и избирался новый парламент, чтобы он разрабатывал такие законы, которые бы защищали людей, помогали бы жить им, а не вельможам.
За год до смерти Вячеслав Антонович таки получил однокомнатную квартиру со всеми удобствами. Только бы жить, но неумолимая смерть не промедлила. Более двух лет тому назад его не стало. Пухом ему земля!

<< НА ПЕРВУЮ