|
Его судьба, как и судьба миллионов честных советских людей,
раздавленная сталинскими жерновами репрессий. Никого в те трагические года
не обошло «внимание» вождя и его опричников. И партийцы, и беспартийные,
рабочие и крестьяне, интеллигенты и военные, мужчины и женщины, молодежь и
пожилые, подростки и даже дети в любое время могли стать «врагами народа».
Никто не был гарантирован, что его, безвинного, не посадят, не устроят
допрос с пыткой, не зашлют в сибирские трущобы, не вычеркнут из списка
живых.
Об одном из тех, кто прошел через репрессивный ад, кто на себе ощутил
«карающий меч» сталинизма, но выстоял, не утратил веру в ленинской правде,
за которую боролась вся своя жизнь, решил написать, поведать широкой
общественности нашего края. Однако, готовя этот материал, я столкнулся со
многими «белыми пятнами», не освещенными страницами его трагической судьбы.
И все же надеюсь, что этот рассказ, возможно, дополнят те, кто знал или
работал вместе с этим смелым человеком.
Его фамилия - Колотило, имя - Михаил, по отчеству звали Кузьмичом. До ареста
в сентябре 1938 года работал первым секретарем Лубенского райкома партии.
Был членом Харьковского обкома, избирался делегатом XIII съезда КП(б)У.
Биография Колотила обычная, похожа на биографии многих трудяг от земли,
каких революция покликала к активному строительству нового порядка. Родился
в 1904 году в селе Дуниновка на Полтавщине (ныне Драбовского района
Черкасской области), в бедной, безземельной крестьянской семье. Кузьма
Колотил, отец Михаила, постоянно бедствовал, батрачил у помещиков. В доме
никогда в достатке не было ни хлеба, ни к хлебу. С одиннадцати лет за
горбушку житняка Михаил пошел к богатеям в батрачество пасти скот. Так бы
всю жизнь ему гнуть спину на чужих, как и отцу, деду, прадеду, если бы не
революция. Весь мир перевернулся. Все пришло в движение. Между новым -
неизведанным и старым - отжившим велась бескомпромиссная борьба. Юноша
оставляет дом и устраивается на работу на железнодорожной станции Драбово.
Здесь получает первый рабочий закал. Но крестьянского парня постоянно манит
поле, и он устраивается на работу в Петровский совхоз. А когда отец получил
надел земли, возвращается в родное село, к земледельческому делу. Однако
первые азы политического образования, добытые в рабочей ячейке, дали добрые
всходы. Михаил без сомнений вступает в комсомол, а вскоре Драбовский райком
комсомола посылает его уполномоченным по работе среди молодых наймитов.
Быстро становится любимцем сельской комсомолии. Колотила избирают членом
райкома комсомола. А потом служба в Красной Армии. Сначала учится в полковой
школе в Полтаве, со временем сам готовит молодых красноармейцев в Пирятине.
Здесь Михаил вступает в ленинскую партию.
По окончанию армейской службы Прилукский окружком партии направляет Михаила
Колотила в Пирятинский район, где его избирают Председателем комитета
неимущих крестьян и заместителем председателя райисполкома. Обнимая две
нелегких должности, он постоянно в разъездах по селам и хуторам, в хлопотах
и заботах, помогая крестьянам налаживать сельское хозяйство района. Были и
угрозы и выстрелы из бандитских обрезов, но Колотило не ошибся ни в чем, и
беднота всегда была на его стороне, постоянно получал от нее поддержку. С
поручением окружкома справился хорошо. Поэтому в январе 1931 года отдел
кадров ЦК КП(б)В посылает его на работу в Крым заведующим орготделом
Ялтинского райкома партии. Дел на Михаила Колотила навалилось столько, что
только успевай: отбор партийных кадров, укрепления партийных ячеек,
подготовка документов, выступления перед коммунистами и беспартийными -
всего не пересчитаешь, что приходилось делать заведующему отделом. И
вдобавок надо было выкраивать время для самообразования, так как за плечами
лишь начальная школа. Выручала матушка-ночь - до рассвета сидел за книжками.
Хотелось самому до всего докопаться, разобраться в любом вопросе, так как
всегда был с людьми, которые ждали правильных решений, основательных
ответов. Однако понимал, что своими силами не овладеешь крепость знаний.
Итак, когда в декабре 1933 года Михаилу Колотилу предложили поехать на
обучение в Харьковский Коммунистический университет имени Артема, он сразу
же согласился и был счастлив до безумия. С головой погрузился в студенческую
жизнь, наверстывая то, что другие получили в школьные годы. Среди слушателей
университета выделялся активностью, умением работать с людьми. Его избирают
предводителем курсовой партийной организации.
Будто один день для Михаила Колотила пролетели три года обучения. После
успешного окончания университета в 1936 году ЦК ВКП(б) рекомендует его
первым секретарем Лубенского райкома партии. Здесь для него открывалось
широкое поле партийной деятельности. Город рос, становились к порядку новые
промышленные предприятия, учебные заведения и культуры, обновлялся и набирал
темпы развития железнодорожный транспорт. Большинство колхозов района уже
крепко стали на ноги после страшных голодных лет, когда целые села вымирали.
Понемногу возрастали урожаи зерновых, технических и овощных культур. На
трудодне колхозники начали получать хлеб. И еще оставалось немало колхозов,
где не сводили концы с концами, где была страшная бедность и запустения.
Итак, надо было помочь им выбраться из бедности. Первый секретарь райкома
хорошо знал село, его психологию, расположения духа, насущные вопросы.
Поэтому целыми неделями пропадал в отсталых колхозах, разъяснял, подсказывал
людям, агитировал их, чтобы те поверили в свои силы. Часто сельские вопросы
выносились на заседание бюро райкома партии.
Надежда Колотило - его жена - редко видела своего мужа дома и понимала, что
семейная идиллия не для ее Михаила, так как и сама во всем похожа была на
него. На первом плане - общественные дела, а домашние - откладывались под
старость. Она тоже коммунист с 1926 года, окончила Харьковский
Коммунистический университет имени Артема, читала политэкономию в Лубенском
педагогическом институте. Боевая активистка, владела незаурядным ораторским
дарованием, поэтому часто выступала с лекциями и беседами в рабочих
коллективах, в селах района.
Должность первого секретаря райкома партии, и еще такого большого, как
Лубенский, для Михаила Кузьмича была почетной и ответственной. Он всего себя
отдавал работе. Жил не только настоящим, а и перспективой. Мечтал
осуществить ряд замыслов, и одно его беспокоило, не давало понять, почему в
стране начались массовые аресты «врагов народа», хотя для такой ужасной
кампании не было никаких причин. Что это так, был твердо убежден. И не верил
во вредительские действия партийцев и беспартийных, о которые шумно писали
газеты, говорилось на митингах. И, когда были арестованы два члена бюро
райкома Шариков и Лищанко, Колотило потребовал от начальника Лубенского
отдела НКВД, чтобы тот доложил на заседании бюро, за что они взяты и в чем
их вина. Обвинения оказалось были надуманными, опереженными и фальшивыми.
Члены бюро указали начальнику отдела НКВС на его нечестность и незаконные
действия, сурово предупредили, что не допустят своеволия. Больше того,
первый секретарь решил сам побыть на допросе этих коммунистов. Убедившись,
что они ни в чем не виновны, потребовал, чтобы их отпустили.
Партийное и гражданское мужество Колотила обошлось нему трагически. Ночью 16
сентября 1938 года первого секретаря Лубенского райкома партии Михаила
Кузьмича Колотила арестовывают как соучастника антисоветской
правотроцкистской организации и подвергают наказанию к пяти годам
исправительных трудовых лагерей. Только через восемь дней после ареста
Лубенский райком партии исключает его из рядов партии как «врага народа». Не
помиловали сатрапы и жену Колотила. От нее потребовали, чтобы она отреклась
от своего мужа, более того, осудила его вражеские действия. Когда же она
отказалась, ее исключили из партии, лишили работы, создали невыносимые
условия для жизни. Постоянные издевательства, пренебрежение, преследования,
неизвестная судьба мужа, переживания не могли не сказаться на здоровые
Надежды Колотило. Быстро сгорела она. О смерти жены Михаил Кузьмич узнал в
мае 1941 года из письма, которое поступило в лагерь от коммунистов
Дашковского, Богатырева.
А Колотило все эти года тянул лямку исправительного лагеря.
Ежовско-бериевская стая «перевоспитывала» его, как и миллионы других.
Голодом, холодом, пыткой, непосильной работой выбивали из их сердец веру и
правду. И все же никогда не оставляла Михаила Кузьмича надежда на то, что
страшная пора минет, возьмет верх истина. Он дважды обращался письмом к ВКП(б),
в котором доказывал безосновательность обвинений, сфабрикованость его
антипартийных действий. Письма отдавал администрации лагеря, которая
уверяла, что отправит адресату. Со временем он убедится, что его заявления
остаются в лагере, их просто никуда не посылали. Несколько раз обращался к
руководству лагеря послать его на фронт, когда фашисты развязали войну, но
«врагу народа» и в этом отказали.
В Лубны Михаил Кузьмич Колотило возвратился в сентябре 1946 года.
Большинство коммунистов, которые знали его, не отвернулись от него,
наоборот, позаботились о трудоустройстве. Но находились и такие, которые
смотрели на него как на «бывшего врага». О восстановлении в партии (а для
него этот вопрос был равноценен жизни) осталось только мечтать, даже самые
искренние друзья ничем помочь не могли. И лишь после XX съезда КПСС, когда
повеяло весенней оттепелью, началась реабилитация жертв сталинизма. В июле
1956 года Колотило обратился с заявлением в ЦК КПСС, в котором изложил суть
своего дела, описал весь ужас допроса в Полтавском управлении НКВД,
фабрикацию и подтасовку фактов, ход ставок с глазу на глаз с лжесвидетелями
и теми, кто «признался» во всех антипартийных грехах и преступлениях.
Читаешь копию этого заявления, которое Михаил Кузьмич, можно сказать кровью
писал, и пронимает всего морозом, болью отражается в сердце от тех
экзекуций, когда человек ничего не значил.
Чтобы хотя бы приблизительно вообразить страх допроса в застенках НКВД,
довольно привести несколько отрывков из заявления Колотила:
«Всю ночь издевались, заставляли меня подписать заранее подготовленный
протокол, в котором говорилось, что Ильевская Прасковья Ивановна, которая до
меня работала секретарем Лубенского райкома партии, завербовала меня в
контрреволюционную организацию... «Зачем вы это делаете? - кому вы служите?
Зачем вы одурачиваете партию?» - спросил я у следователя. В ответ тот ударил
меня по голове. Кровь залила лицо, но обтереться не разрешил. Утром 18
сентября 1938 года пришел на допрос начальник областного управления НКВД
Волков. Я стоял перед ним окровавленный. «Ну, как, подписал?» - спросил он у
следователя. «Нет, - ответил тот. - Очевидно, Ильевская его не устраивает.
Тогда дайте более солидное лицо, А как себя ведет? Говорит, что мы
одурачиваем партию». Волков, будто зверь, ринулся ко мне и изо всей силы
ударил в лицо. Что было потом, не знаю. Пришел к памяти вечером в подвале на
мокром цементном полу, весь окровавленный. Подняться не мог, всего меня
трепало...». «Через трое суток меня вытянули вверх и снова начали подвергать
допросу. «Ну что? Будешь упираться? Руки отрубим раньше, чем убьем; -
Запомни это», - сказал Волков. Потом прибавил: «Знай, своих ты уже не
увидишь». И начал читать новый протокол, в котором Ильевской не было, а
вместо нее стояла фамилия Бобровникова, бывшего секретаря Харьковского
горкома партии. «Я этого человека не знаю, и подписывать клевету не буду», -
заявил я. Волков вскочил со стула и угрожающее крикнул: «Подписывай! Не
подпишешь Бобровникова, подпишешь, что тебя Постышев завербовал!». Так
продолжалось два месяца. Я уже был совсем без сил. Таким меня отвезли в
тюрьму особого режима, под названием «Кобиляцька». В декабре 1938 года без
суда, по решению особого совещания при НКВД СССР вывезли в один из лагерей
Сибири».
Ни жестокость допроса уродов типа Волковых, ни лагерные издевательства и
унижения человеческого достоинства не выбили из Колотила веру в партию, в
светлые и чистые ее идеи.
Правда, в конце концов, победила. Президиум Полтавского областного суда
своим решением от 15 марта 1952 года отменил постановление особого совещания
НКВД от 17 ноября 1939 года, дело в отношении Колотила прекратила из-за
отсутствия в его действиях состава преступления. Отменено было также решение
Лубенского РК КПУ от 23.9.38 г. и восстановление его в членах партии с
апреля 1928 года.
Всю свою жизнь Михаил Кузьмич Колотило трудился так, что относились к нему с
уважением и увлечением. Не сторонился любой работы. Считал, что партиец
должен быть там, где тяжелее, где другие могут спасовать. Никогда не
требовал для себя никаких привилегий. Не любил рассказывать о своих
страданиях. Отмечался исключительной скромностью. По возвращении из лагерей
Михаил Кузьмич двенадцать лет отдал выращиванию лесов, озеленению неугодий,
работая в Пирятинском и Комышнянском лесничествах. Потом его назначают
председателем Пирятинского пищекомбината - три года он трудился здесь. Но
здоровье все чаще подводило его. Пришлось попросить более легкую работу. Еще
почти семь лет трудился в Пирятинской ПМК-4 в отделе кадров. И все время
коммунисты колонны избирали Колотила своим вожаком. Добросовестно выполнял
общественные поручения. На протяжении четырнадцати лет Михаил Кузьмич был
членом партийной комиссии при Пирятинском райкоме партии. При рассмотрении
персональных дел коммунистов был чутким и справедливым, никогда не
горячился, старался, как говорят, десять раз отмерить, а потом уже «резать».
Для всех был образцом честности и принципиальности. Избирался депутатом
городского Совета народных депутатов.
<< НА ПЕРВУЮ
|
