ИВАН НАЛИВАЙКО
 "Г
ОРЬКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ УЖАСНОГО ТЕРРОРА"


  СЛЕДСТВЕННОЕ ДЕЛО № 817

<< НА ПЕРВУЮ


Из светло-коричневой папки, начиненной до розбухлости компроматом, со штампом грозной организации, от названия которой веет и сегодня смертельным страхом, можно узнать о трагической судьбе одного из тысяч «активных» членов подпольной антисоветской националистическо-террористической организации Трофима Викторовича Чернявского. Этому делу свыше полусотни лет. От времени бумага немного пожелтела, стала ломкой, тексты, написанные чернилами, кое-где выцвели. Но каждую бумажку этой папки перелистываешь с ужасом, а когда читаешь материалы допросов, очных ставок, обвинительный вывод, приговор, расписку о расстреле, делается жутко, хочется завопить на весь мир: «Люди добрые! Берегитесь новых инквизиторов. Пусть то будет последняя черная страница в многострадальной нашей истории».

Еще и еще раз перечитываю документы следственного дела под номером 817 и передо мною возникает фигура молодого человека (ему в ту пору исполнилось лишь тридцать шесть лет), который попал в лапы усердных энкаведовцев, которые сумели довольно быстро выбить из своей жертвы сфабрикованные признания. Складывается впечатления, что Трофим Чернявский со странной улыбкой сам себя оговаривал, сознавался в преступлениях, которые ему шил «белыми нитями» следователь. Не верится, что бывший партизан, красноармеец вдруг стал слабодухим, безвольным, соглашался с бессмысленными, надуманными преступлениями, которые он якобы совершал против своей Родины, Советской власти, которую завоевывал и оборонял в гражданскую. Вероятно, что хитрый, коварный следователь сумел уговорить Чернявского подписать протокол допроса, в котором он чистосердечно сознался в совершенном в замен на сохранение ему жизни. На допросах «врагов народа» сталинские опричники часто прибегали к подлой практике, когда в обмен на жизнь подсудимые оговаривали себя во всех смертных грехах. На этот подлый крючок ловилось много жертв застойной пытки. И конец был один — расстрел. Так произошло и с Чернявским, хотя тот в последнем своем слове на закрытом заседании воинской коллегии Верховного Суда СССР 24 октября 1937 года слезно просил суд дарить нему жизнь. Но просьба подсудимого, как говорят, повисла в воздухе. Спектакль «законности» было разыгран. Через несколько минут приговор объявлен. Каждое его слово било без промаха. Чернявского Т.В. осудить к высшей степени наказания - расстрела, с конфискацией имущества, которое нему належит. Приговор окончательный, и на основе постановления ЦВК СССР от 1-го декабря 1934 года подлежит немедленному выполнению. На следующий день, то есть 25 октября 1937 года Трофим Викторович Чернявский был расстрелян. Сегодня не известно ни место смертной казни, ни место его погребения. Лишь в папке подшита справка об исполнении приговора, которая удостоверяет, что это совершено именно в тот день в городе Киеве.

Кто же такой Чернявский? Какого он роду-племени? В чем его вина? За что обречен на смертную казнь? Может он из господ-кровопийц, которые испокон веков сидели на шее трудового люда? Может из офицерской элиты, которой поперек горла встала власть Советов? Из скупых биографических сведений Трофима Викторовича, которые зафиксированы в следственном деле и в нескольких партийных документах того времени, а также из материала поисковой группы Селещинской средней школы, возглавляемой учителем-энтузиастом Валерием Яковлевичем Иваняковым, которая заинтересовалось судьбой семьи Чернявских, мне удалось в определенной мере воссоздать его бушующий жизненный путь.

В небольшом степном селе Латышевка, что неподалеку Селещины, бывшего Константиноградского уезда Полтавской губернии жила бедняцкая семья Виктора Чернявского. Крестьянский дом, хлев и шмат огорода, где и курице ступить нигде — это и все его богатство. Односельчане ради шутки говорили: «Хотя бог и поскупился для Виктора землей и скотом, однако на детей расщедрился» Жена Виктора Анна Максимовна родила ему целую кучу детей: двенадцать сынов и шесть дочерей. Правда, не все выросли, вышли в люди. Не напрасно люди тогда говорили: «Бог дал, бог и взял». Сейчас почти невозможно точно установить, кто из детей Чернявских когда родился. Что же касается Трофима, то год рождения указывается в нескольких документах следственного дела, 1901-й. А вот месяц и число — неизвестно. Вероятнее всего, маленький Трофимка зимой ходил в школу, а летом подрабатывал на кусок хлеба. Судьба крестьянских детей тогда была одинаковая. С малых лет нелегкая жизнь приучала к работе. Когда грянула революция, Трофиму исполнилось шестнадцать лет. Он уже трудился чернорабочим на сахароварне. Борьба восставшего народа захватила в опасный водоворот юношу Чернявского. В скором времени он во второй партизанской бригаде, которую возглавляли Огий, Матяш и Лесовик. Народные мстители проводили смелые рейды по тылам деникинских войск Полтавского края. Партизан Трофим Чернявский храбро бился с беляками. Не раз командир Константин Матяш хвалил его за отвагу и сообразительность. Через девятнадцать лет судьба их сведет в спецкорпусе киевской тюрьмы, где на очной ставке бывшего партизана и его командира следователь будет выбивать у них признания, о том, что еще в гражданскую они поддерживали Петлюру. Читаешь такую запись в протоколе допроса и думаешь, что творилось в душах жертв, когда им шили выдуманные преступления, когда белое делали черным, честных, преданных революции людей записывали в опасных «врагов народа».

В конце концов, братоубийственная война закончилась. Вволю напившись красной крови, люди наконец-то опомнились, так как кругом одни руины и запустение. Трудовые руки заскучали за молотом и плугом. Трофим Чернявский тоже возвратился в родное село. Вчерашнего партизана, а потом красноармейца назначают председателем Новотагамлыцкого сельсовета. Нелегко ему работалось. Партизанские замашки давали себя знать. Бедняки поддерживали его, а середняки и зажиточные крестьяне смотрели на него искоса, писали анонимки. С Малой Перещепины, которая тогда была райцентром, зачастую наведывались руководители для проверки жалоб, однако честность и прямота председателя сельсовета заставляли их возвращаться ни с чем. Хотя такие посещение начальства лишь портили расположение духа Чернявському. В 1926 году Трофима Викторовича принимают в партию большевиков. А через три года - он курсант райпартшколы. О дальнейших служебных перемещениях Чернявского не удалось мне узнать. Ни в следственном деле, ни в других партийных документах не отображен этот период его жизни.

Драматические события для Трофима Чернявского начали раскручиваться с самого начала тридцать пятого. Тогда он работал директором Полтавского краеведческого музея. Вот в ту пору городской партийный комитет и обнаружил, что коллектив этого идеологического учреждения засорен классово-вражескими элементами. Часть музейных работников было уволено из работы. Директор понимал, что действия эти были своевольные. Старался отстоять, защитить отдельных работников. В особенности стал горой за Никифора Харитоновича Онацкого, который знал толк в музейном деле. Отстаивание бывшего эсера Онацкого дорого стоило для Чернявского. За игнорирование решения парторганизации и горпарткома он был исключен из членов ВКП(б). Партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) по Харьковской области, куда он обратился с апелляцией, подтвердила постановление Полтавского городского партийного комитета. И это было только начало расправы над непокорным директором. Немедленно нагрянула «авторитетная» комиссия, которая установила, что отдел феодализма умышленно построен в контрреволюционно-националистическом духе. А совершил это с далеким вражеским прицелом замаскированный эсер Онацкий, которого во всем поддерживает и разделяет его взгляды Чернявский. Поэтому и горой стал на его защиту. Конечно, за такое преступление директора увольняют с работы и арестовывают. За тюремными решетками Трофим Викторович просидел пять с половиной месяцев. Сейчас тяжело установить, как ему удалось выскользнуть из когтей сталинских опричников. Наверное, обвинения комиссии были, как говорят, высосаны из пальца. Да и какое имел отношение феодализм к современности. И все же, думается, его выпустили только потому, что это был еще не страшный тридцать седьмой, когда проводились поголовные аресты, когда каждому управлению НКВД приходили планы выявления и обезвреживания «врагов народа», и сталинские эсэсовцы старались один впереди другого доказать свою внимательность, преданность, заслужить у своего начальства похвалу, награду, новый чин. Конвейер репрессий работал на полную мощность. Выездные воинские коллегии, тройки заседали без передышки, пачками штамповались приговоры и без промедления отправлялись на тот свет тысячи и тысячи безвинных.

Как только вышел Чернявский на волю, он устраивается на должность методиста отдела кадров на строительстве Полтавской трикотажной фабрики. Но недолго он здесь трудился. В декабре тридцать шестого руководство стройки избавляется от него как от такого, который не вызывает политического доверия. Определенное время остается без работы. Куда не пойдет, все отвечают отказом, как говорят, подальше от греха. Хорошо, что жена работала кухаркой в одной из столовых. Несладко жилось. Молодой, здоровый мужчина, а приходится сидеть дома. И еще трое малолетних детей. Все девочки. Старшей Марии - тринадцать, Оле - одиннадцать, а наименьшей Галочке - всего полгода. В конце концов, в марте тридцать седьмого Трофиму Викторовичу удается устроиться на должность экспедитора в Полтавском агентстве главного управления автотракторной промышленности. Постоянные разъезды, так как в его обязанности входило доставлять запчасти для тракторов и автомобилей в МТС, колхозы и совхозы. И Чернявский рад был и такой работе. Надеялся, что со временем докажет свою невинность, возвратится в ряды коммунистов, так как недаром в гражданскую бился за лучшую жизнь и судьбу. Верил, что эта досадная ошибка нечестных людей будет исправлена. Верил, беспредельно верил в свою справедливую Советскую власть.

А тем временем над Трофимом Викторовичем повисла смертельная петля. 21 сентября 1937 года начальник четвертого отдела Полтавского городского отдела НКВД старший лейтенант госбезопасности Ананий Игнатович Лазуренко подписал постановление на арест и этапирование Чернявского в Киев в распоряжение НКВД УССР. Прокурор города Уманец в тот же день санкционирует этот акт. В документе отмечалось, что Чернявский Т.В. – активный член националистической контрреволюционной организации подлежит немедленному аресту, так как, находясь на воле, может укрыться от следствия.

В ночь на 22 сентября три юнца в милицейской форме стремительно застучали в дверь квартиры Чернявского, который жил в доме во дворе музея. Ворвавшись в жилье, они начали тщательный обыск. Нехитрое домашнее имущество перевернули вверх дном, но ничего компрометирующего не нашли. Да и что можно было отыскать у честного человека? Протокол обыска, который сохраняется в папке, удостоверяет, что при аресте Чернявского был изъят паспорт, партийный, профсоюзный и воинский билеты, частные письма, брошюры Радека, Любченка. описание его трудовой деятельности и кожаную кобуру от револьвера «Маузер». Наверное, Трофим Викторович сохранял ее как память тревожных лет гражданской.

Здесь мне хочется сделать небольшое отступление. Тяжело сейчас даже постичь ту тоталитарную обстановку, которая властвовала в стране, когда никто не был гарантирован от репрессий, в том числе и те, кто ее осуществлял. Так произошло и с виновником беззакония, старшим лейтенантом госбезопасности Лазуренком, который бросил Чернявского (да и не только его) в жерло кровавой мясорубки, а через год и сам попал в нее. Сталинские скорпионы сами себя уничтожали.

Но возвратимся к трагическим событиям, которые раскручивались после ареста Чернявского. Через три дня он уже сидит в камере спецкорпуса киевской тюрьмы. А 10 октября — первый допрос. Только здесь узник постиг, какие страшные преступления ему инкриминирует следователь. По его делу проходили Матяш, Лесовик, Огий, Демченко, Хвыля, Онацкий, Олейник, Семирот, Ситник, Степанов, Прибега, Решетник. Почти все они разделили трагическую судьбу Чернявского.

Когда читаешь протокол допроса, то делается не по себе. Человеку даже далекому от юриспруденции бросается в глаза фальшь, россказни, чистой воды бессмыслица, провокационные вопросы. Все дело Чернявского с начала до конца шито белыми нитями». Какая вина его была в том, что он находился в партизанском отряде Матяша? Так нет. Видишь, с того времени тянется контрреволюционная ниточка. Конечно, вспомнили нему и отдел феодализма, который якобы с вражеской целью был скомпонован в националистическом духе. А когда работал методистом в отделе кадров, то по задаче подпольного центра умышленно комплектовал так школы и курсы, чтобы сорвать подготовку специалистов для сооружения трикотажного комбината. Еще большего вреда наносил Чернявский стране, как устроился на работу экспедитором. Он специально смешивал и растеривал детали для автомобилей, тракторов, комбайнов, чтобы срывать ремонт техники. Вот и все преступления, совершенные им. Ани весомых фактов, ни письменных или вещевых доказательств, но приговор один: пуля в лоб согласно статям 54-7, 54-8 и 54-11 УК УССР.

А ровно через двадцать два года Воинская Коллегия Верховного Суда СССР отменила дело Чернявского Трофима Викторовича из-за отсутствия состава преступления. В ту хрущевскую пору были реабилитированы в гражданском отношении и все те, кто проходил по делу Чернявского.

Однако еще долгие годы Трофим Викторович оставался вне партии. 25 апреля 1991 года бюро Полтавского обкома Компартии Украины реабилитировало его в партийном отношении.

Осенью того же года общественность Полтавы, коллектив краеведческого музея широко отметили сотую годовщину со дня основания этого чтимого учреждения культуры. В течение всего этого периода здесь трудилось немало хороших специалистов музейного дела и среди них способных руководителей. Именно они оставили добрый след на ниве собирания, сохранение и изучения истории родного края. Трофим Викторович Чернявский, будучи директором музея, тоже внес свою частицу в общее дело. И в юбилейный день вспоминали и его искренним словом.

Надеюсь, что, прочитав этот материал, с теплотой вспомнят его и в Латышевке, где он родился, и в Машовском и Новосанжарском районах, в Полтаве. Возможно, есть кто-то в живых, который знал Чернявского, или встречался с ним. Услышать о нем живое упоминание современников тех грозных лет было бы настоящей находкой. Хочется, чтобы память о Трофиме Викторовиче Чернявском — жертве сталинского геноцида не затерялась в человеческой суете!

<< НА ПЕРВУЮ