<< НА
ПЕРВУЮ 1
2 3 4
5 6 7
8 9
10 11 12
13 -7-
|
В мае 1945 года война уже шла к концу.
Мы снова попали к "нашим". Но сначала коротко о том, как нам жилось в Германии до прихода русских.
Когда мы приехали, было видно, что Германия войну проигрывает. Но Гитлер со своим окружением продолжал воевать, надеясь на какое-то новое оружие. Англичане и американцы
начали жестоко бомбить, страна лежала в руинах. Но нужно отдать должное : в стране поддерживался порядок. Тяжело было с продуктами и с одеждой. Была введена карточная система, но каждый получал достаточно, чтобы не голодать. Что меня удивило : беременным женщинам и кормящим матерям давали дополнительное питание. Нина тоже получала. Сколько мы жили в Германии, до самого прихода наших, мы никогда не стояли в очередях, их просто не было, нас никто никогда не обругал, нам не угрожали, мы не боялись, что нас обкрадут.
Мы были сыты, обуты, одеты. Одно только нас беспокоило : неизвестность, даже боязнь, что будет с нами, когда придут наши.
И они пришли ! По приказу уже русского коменданта города все граждане Советского Союза должны явиться в комендатуру для регистрации. Нас с Ниной разлучили. Настало тяжёлое время для Нины с детьми. Её отправили в какой-то лагерь для переселенцев, а оттуда потом в Полтаву. Там была масса людей, абсолютно без всяких нормальных условий, они ждали, когда сформируется эшелон в нужном направлении. Нине пришлось около трёх месяцев ждать нужного эшелона на Украину. У Нины была коляска для детей. Когда грузились в товарный вагон, офицер увидел коляску, обругал её, обозвал и приказал : " Забери своего (...!), иначе выброшу вместе с коляской ". Нина вынула Ларису, а офицер выбросил коляску. А ведь там было детское бельё ! В Полтаве родители ничего не знали о судьбе дочери, но отец каждый день ходил на вокзал, встречал поезда из Германии. И какое же было для Нины чудо, когда её на вокзале встретил отец, уже дедушка двух внучек !
После возвращения из Германии в 1945 году; На снимке Нина с Ларисой и Ириной; отец, сестра Клава и мать. В комендатуре меня тогда не спросили, кто я по национальности, а спросили мою профессию. Я как шофёр ( В Германии, в Нойзальце я получил немецкие права ), попал в автобатальон и снова одел красноармейскую форму. Только в июле 1946 года меня демобилизовали и я снова был с семьёй.
После демобилизации в 1946 году. И снова в Полтаве вместе с семьёй. Но не долго был я с семьёй. Только устроился на работу в Подмосковье и приехал забрать семью, как меня арестовали. С этого момента наступили самые тяжёлые дни в моей жизни. Нет ни в одном языке достаточно слов, чтобы описать то, что мне пришлось пережить в камерах КГБ, на ночных допросах, в лагерях Колымы. Часто я был в отчаянии... Хоть тяжело мне и сейчас ещё вспоминать те времена, но совсем немного хочу рассказать вам об этом. Может быть вам покажется кое- что неправдоподобным, вы можете поду мать, что такого не могло быть. Однако, это было и было со мною. Коротко о том, как меня арестовали в Полтаве. Дату помню точно - 23 ноября 1946 года. После обеда, а я ещё имел месячную продовольственную карточку, как красноармеец, пошёл в магазин купить хлеба ( Потом прочитал в обвинении "При попытке к бегству"). Недалеко от нашего дома мне преградили путь двое. Они так стали, чтобы я видел, что они вооружены. Представились сотрудниками госбезопасности, потребовали документы у меня. Паспорта ещё не было, показал отпускное свидетельство. Они посмотрели и заявили, что тут что-то не ясно и я должен пройти с ними для выяснения. Я вынужден был пойти с ними. Меня привели к зданию КГБ через какую-то боковую калитку, мы зашли во двор, загороженный высоким забором, оттуда завели в комнату, там сидел за столом человек в униформе. Ему доложил, что задержали этого гражданина для выяснения личности. Тот начал : " Фамилия?, имя?, где родился?, где живёшь?" и т. д. Всё записал. Потом спросил: "Что у тебя с собой?". "Ничего" - ответил я. "Оружие есть? Нож есть?" Я ответил : "Карманный перочинный ножичек." "Выложи !". Я достал и положил на стол. Тут один из тех, что привёл меня сюда, взял ножик, посмотрел и сунул к себе в карман. Снова вопрос : " Часы есть ? " " Есть. " " Выложи ! " Я снял ручные часы и положил на стол. Тут другой конвоир берёт мои часы, рассматривает и кладёт к себе в карман. Так пришлось и авторучку положить на стол. Тут уж сам писарь положил её возле себя и приказал : " Обыщите его !". У меня нашли ещё портсигар и тоже за- брали себе. В протокол записали : " Сапоги, брюки, пиджак" и т.д. О часах, ножике, портсигаре - ни слова. Я потом понял, что эти люди знали, что оттуда я домой уже не вернусь, и открыто, нахально разобрали мои вещи. Человек за столом позвонил, пришел другой, тоже в форме КГБ и приказал следовать за ним. Повёл он меня куда-то вниз по ступенькам, а потом по длинному коридору, и остановился возле железной двери, открыл её и приказал мне зайти. Небольшая комната, на по- толке горела небольшая лампочка под железной решёткой, на полу лежали люди вплотную друг к другу, одетые и обутые. В углу стояла так называемая "параша", небольшая железная бочка с ручками, куда люди могли сделать свои естественные нужды. Дверь за мной закрылась, я остался внутри. Сколько я стоял, не знаю, как вдруг кто-то говорит : " Чего стоишь? Ложись там, с краю !." А край был рядом с парашей. Там существовал неписаный закон : новоприбывший занимал место возле параши и как только кто-нибудь убывал, передвигался, а следующий новый занимал крайнее место. В ту ночь я, конечно, не уснул... Тут я понял, что арестован и нахожусь в тюрьме КГБ. Недели две меня никуда не вызывали, наводили обо мне сведения, делали запросы даже в те школы, где я работал учителем. Нужно было сфабриковать обвинение. Потом начались допросы, всегда в 10 часов вечера и часто до глубокой ночи. Мне предъявили страшные обвинения, так лет на 25, или расстрел. Там было : и переход на сторону врага с оружием в руках, и шпионаж, и преследование партизан, и многое другое... Лучше не вспоминать в подробностях о тех допросах. Угрожали расстрелом. Как ни пытались доказать побольше антисоветского, почти ничего не могли найти. Почти каждый мой день при немцах был проверен, свидетели опрошены. Так, в свидетельских показаниях было сказано, что, например, немцы звали меня Йоганом, а не Иваном, один даже указал, что моя фамилия не Гак, а Гааг. (Это всё намёки на то, что немец.) Прошло 3 месяца, а каждый следователь должен был за три месяца окончить следствие. Однажды днём меня вызвали в другой кабинет. Следователь сказал: "Слушай меня внимательно ! Я вижу, что ты парень не дурной, пойми - же ты правильно - отсюда домой не возвращаются. Тебя всё равно будут судить. Прочитай это обвинитель ное заключение и подпиши. Я тебе не "шью" обвинение на 25 лет, а на самое малое, что можно. Тебя осудят, дадут 5 лет ИТЛ ( Исправительно - трудовой лагерь ), ты ещё молодой, через пять лет ты будешь на воле. Иначе ты отсюда не выйдешь." Я прочитал, действительно, всё было написано в какой-то смягчённой форме, но было и такое, что я не мог отрицать : плен, работу в пользу оккупантов, бегство в Германию. И я подписал. Через три дня: "Гражданин Гак, на выход с вещами !". Раз с вещами, это значит, что сюда я больше не вернусь. Вывели меня во двор, там стояли 4 солдата: двоё с винтовками, двое с пистолетами. Один начал : " Вы сейчас пойдёте на суд. Предупреждаю: по дороге ни с кем не разговаривать, руки за спину, шаг влево, шаг вправо мы будем считать, как попытку к бегству и будем стрелять без предупреждения." Вывели меня через ту же самую калитку, что и привели. Один охранник шёл впереди с винтовкой в положении " к бою", т.е. наготове, я за ним, двое с пистолетами в руках по бокам, а четвёртый сзади, тоже с винтовкой наготове. Вывели на середину дороги, люди видят меня и останавливаются. И каждый, наверно, думал, что ведут на суд какого-то опасного преступника. Для меня это было так унизительно, так стыдно, так обидно. Если бы я мог провалиться сквозь землю, я бы так и сделал. Привели в зал суда. Мне приказано было занять место на скамье подсудимых. Я заметил, что в зале сидела Нина и её мать и ещё какие то люди. Может меня кто и узнал, а, может, просто любопытные. Но никто из этих людей, даже Нина, не могли себе представить, что творилось у меня на душе там, на скамье подсудимых. Меня до боли мучило чувство стыда, мне стыдно было там сидеть, все смотрели на меня. Мне было до слёз обидно : " За что ? Кому сделал я зло ? ". Я чувствовал себя униженным, меня мучила неизвестность. Что будет со мною ?. Мне было страшно ! Я сидел беспомощный и беззащитный... Такие мысли путались у меня в голове. Только когда я услышал : " Встать ! Суд идёт !", мне удалось сконцентрироваться. Зашли судьи. Тройка военного трибунала. Все офицеры высших чинов, с погонами, в мундирах КГБ. Был дан знак садиться. Воцарилась тишина. Судьи некоторое время просматривали бумаги, смотрели на меня, а я на них. Мне пришлось отвечать на вопросы. В основном судья руководствовался тем, что установило следствие. А то, что было в обвинительном заключении, мне было известно. На столе лежала целая куча свидетельских показаний, а сами свидетели на суде не присутствовали. -7- << НА
ПЕРВУЮ 1
2 3 4
5 6 7
8 9
10 11 12
13 |